Владимир Волхвов - Истинный Монах

– Тильда изменилась, стала хмурой, неразговорчивой. Я-то думал – заболела… А вскоре сестра забеременела… Это окончательно ее добило. Тильда, веселушка Тильда, рыдала сутки напролет. Я пришел к ней в комнату и не вышел оттуда, пока наконец не узнал правду. Тогда я взял свой любимый меч и убил бы подонка, но телохранители спасли его. Меня без разговоров посадили в тюрьму. Когда Тильда узнала об этом, она… выбросилась из окна башни… – остановившись на секунду, Маркус нервно поднял меч, угрожая пустоте. – Я убью мерзавца!

К тому времени герцога во дворе уже не было. Слуги рассказали, что он спешно сел на коня и умчался вместе со своими телохранителями.

– Трус! – выкрикивал Маркус. – Боится расплаты за свои преступления! Но она настигнет его, где бы он ни прятался!

В этот момент Рольт внимательно вгляделся в друга. Он никак не мог поверить, что недавно, вот только что, сам был таким же. Что именно в нем изменилось? Исчезла восторженность, идеализм, вера в то, что правда обязательно восторжествует? Или больше в нем не осталось желания искать абсолютной справедливости? Главное, Рольт отказывался понимать, почему теперь такие, как он, должны покорно исчезнуть и уступить место всей той сволочи, которая, убив Совет, доказала, что холодный расчет сильнее пламенного сердца.

Там, в Зерете, когда предатели расправились с судьями, Рольт сначала был уверен, что все маги как один поднимутся, чтобы наказать преступников. Ведь зло, подлость, беспощадность убийц не могли не быть очевидны для каждого человека. Но с потрясшим его юношескую душу удивлением он заметил, что людям плевать на все те высокие идеалы, которые, как ему казалось, должны были в каждом сердце требовать восстановления справедливости. Маги думали и заботились только о себе, о собственном благополучии. Все остальное, книжное – благородное и светлое, о первостепенной важности которого каждый из них мог бы говорить при встрече с вами долго, разумно и красиво – было не более чем словами, соской для совести.

Такой неприкрытый цинизм людей сделал циником и Рольта. Точнее, он сделал его реалистом. А реальность была такова, что либо будь добрым, хорошим – и умри, либо будь жестоким, эгоистичным – и живи. Увидев слабую сущность людей, он перестал думать о всеобщем благе и сосредоточился на себе. Принужденное жизнью, пламенное сердце Рольта взяло на вооружение холодный расчет, что сделало его в сотни раз сильнее. Ведь где обладатели одного лишь расчета смогут раздобыть себе пылающее сердце, чтобы сравняться с ним?

В душе Маркуса подобных непоправимых изменений не произошло, даже несмотря на ужасную смерть Тильды. Его вера в высокие идеалы была гораздо прочнее и сильнее, чем у Рольта. Требовалось нечто из ряда вон выходящее, чтобы Маркус внутренне перестроился. Рольту с грустью показалось, что он потерял друга, что их теперь разделяет огромное поле его выжженной души.

«Может, это и к лучшему. Незачем тянуть его за собой на дно», – Рольт решил помочь другу и сразу же уехать, чтобы тот не успел заметить, насколько разными они стали.

– Маркус! – Рольт взял его за плечо, говоря спокойно и уверенно. – Остановись, подумай, зачем и куда мог ускакать твой отец?

– Какая разница? Помчались за ним!

– Мог он уехать к своим вассалам?

– Да.

– И те дадут ему войско?

– Да… – сокрушенно пробормотал Маркус. – Ты правильно рассуждаешь. Он боится, что жители города поддержат меня, а еще ты. Ты ведь будешь мне помогать. Наверное, теперь он соберет войско и только потом вернется, чтобы повесить нас и не допустить бунта. Хитрый лис всегда был осторожен.

– Тогда уходим, – Рольт уже шел к конюшне.

– Стой, куда уходим?

– Мне, как воздух, нужен фокусатор, но я понятия не имею, как его сделать или где взять. В ваших землях есть сильные маги, с которыми можно было бы посоветоваться?

– Хм… Я слышал только о ведьме на болотах. Говорят, она могущественна и может…

– Едем к ней.

С большим удивлением Маркус посмотрел на друга и только теперь заметил, что тот серьезно изменился. Раньше идеи всегда подавал Маркус, а Рольт только следовал за ним в поисках юношеских, невинных приключений. Но те беззаботные времена прошли, а новые были рассчитаны на более жестких и выносливых людей. Маркус поразился, насколько его друг повзрослел. В первую очередь – в душе, но и лицо как будто помрачнело, стало более жестким.

– Рольт! – остановил Маркус.

– Что?

– Дай хотя бы с Тильдой проститься.

Мысленно упрекнув себя в том, что стал слишком черствым, Рольт повернулся и виновато сказал:

– Конечно, Маркус. Конечно.

Положив голову на грудь мертвой сестры, Маркус плакал навзрыд, как в детстве. Сердце сжималось, глядя, как безудержно он разливал свое горе. Целуя холодные лоб, щеки, губы сестры, Маркус сквозь стоны постоянно повторял:

– Бедная моя. Бедная моя сестренка.

Осушив глаза и силы, он молча отошел от гроба и сел на коня. С горечью погладив волосы Тильды и тихо попрощавшись с ней, Рольт поспешил за ним.

– До ведьмы полдня пути, а солнце уже клонится к закату, – негромко сказал подавленный Маркус.

– Я наложу на лошадей заклинание скорости. Надеюсь, тогда успеем доехать до наступления полной темноты.

За время пути Рольт рассказал другу все, что произошло с ним в замке Совета. С грустным азартом Маркус задавал другу самые разные уточняющие вопросы по существовавшим у магов запретам на колдовство, строя одну версию за другой относительно того, как изменится жизнь на Соретусе.

– А правду говорят, что маг может взмахом руки уничтожить целую армию, и только Совет не давал вам это делать?

– Врут.

– А пол-армии может?

– Маркус, одному магу трудно будет убить даже сотню человек.

– Сто человек тоже немало!

– Если сто дворян, то это даже много, – вслух мрачно подумал Рольт.

– В смысле?

– Необязательно убивать армию. Часто бывает достаточно убить предводителя с его приближенными.

Но Маркус все равно не понимал. Он мыслил битвами, а не политическими играми. Все эти грязные интриги и уловки его не интересовали. Выйти в поле и сойтись в честном бою – вот единственное, что достойно рыцаря. А не тайком убивать полководца, чтобы любым способом победить. О смерти он думал все еще поверхностно, но по-юношески был уверен, что, столкнувшись с ней лицом к лицу, не испугается и с достоинством поцелует ее легкую, протянутую к нему руку.

– Когда мы победим отца, ты поможешь мне править, Рольт? – Маркус был юн, но умен, поэтому, даже опустив мешавшее ясно видеть забрало благородства, он понимал, что если ему попадется противник, который не ищет благородной смерти в сражении, то понадобится такой человек, как Рольт. Новый, изменившийся Рольт, понимающий в политике больше, чем он.