Лис Арден - Алмаз темной крови. Книга 2. Песни Драконов

– Прости, что явился без приглашения. Как видишь, мои манеры не улучшились. Благодарю, что позволила мне полюбоваться твоими танцовщицами… – он снова поклонился, прижав правую руку к груди, – Кстати, брат, которая из них твоя подопечная? – сказал незваный гость, слегка поворачивая голову влево.

Тот, кого он назвал братом, уже стоял рядом с ним. Слабо светились в темноте белые одежды, и синим огнем горели на смуглом лице глаза.

– Ты ничуть не изменился, Гарм. Появляешься там, куда тебя не звали, и ищешь тех, до кого тебе не должно быть ни малейшего дела.

Названный Гармом склонил голову и развел руками – извините, мол, так уж вышло…

– Как ты сюда попал? – свет синих глаз стал пронзительным, холодным; казалось, два луча выходят из глаз смуглолицего, упираясь в лоб Гарма.

– Обижаешь, брат. Я и в сокровищницу здешнего царька как к себе домой могу войти, не то что в матушкин храм. Охраны здесь никакой… даже странно.

– Ничего странного. – Собеседник молодого похвальбишки повел рукой, пробуждая угасшие светильники, – Об этом ритуале… пожалуй, лучше сказать – обычае, – никто не знает. Иначе бы места за колоннами стоили бы целое состояние, а Ирем внезапно наводнился князьями и королями со всего Обитаемого Мира. Это не зрелище, это таинство.

– Ты все такой же зануда, аш-Шудах. Но объясняешь хорошо. Так кто из них твоя рабыня?

– Что, хочешь перекупить?

– Денег недостанет… Неужели та, морская?.. Боюсь, она плохо кончит, слишком уж непослушна и своенравна.

– Северянки все такие.

– Ну не нильгайка же… такую даже я испугался бы. И не шаммахитка – на такое добро ты вряд ли бы потратился. Маленькая птичка? Трусовата…

Гарм жонглировал предположениями, не отводя глаз от лица аш-Шудаха.

– Здесь ты бессилен, Гарм. – Оборвал его рассуждения маг.

– Зачем же лишний раз напоминать мне об этом прискорбном обстоятельстве. И сам помню. Значит, она… – и он сжал виски тонкими пальцами. – Огонь и лед. Как ее зовут, брат?

– Амариллис. – Аш-Шудах ответил, будто предупредил.

– Красивое имя. И девушка хороша. Ну, не красавица, конечно, но танцует божественно. Я так думаю, матушка ею гордится. Я бы гордился, точно.

– Послушай, Гарм. – Маг прикрыл на мгновение глаза, возвращая им черный цвет. – Зачем ты явился сюда? Испытать в очередной раз мои силы и мое терпение? Помнится мне, нам случалось переведаться… давно это было. Неужто соскучился? – Глаза аш-Шудаха потемнели… исчезли белок и радужка, глаза стали как два провала… там клубилась темнота, иссиня-черная, подобная той, что заключена в самом сердце грозовой тучи.

– У нас договор. Ты не забыл? – Гарм не отступил и говорил спокойно, но как-то весь подобрался, как кот перед прыжком.

– Я ничего не забываю, Гарм. Ничего. Шаммахитская мстительность… – и аш-Шудах, явно передразнивая гостя, будто извиняясь, развел руками.

– Что ж… пожалуй, мне пора. Отвык я от холода, да и матушке надоедать не стоит… – и Гарм поежился от порыва ветра. Он почтительно поклонился Ниме, и удалился так же бесшумно, как и возник.

– Если с ней хоть что-то случится… – аш-Шудах пристально смотрел в сторону ушедшего.

– Ты знаешь, где меня искать. – Ответил мрак откуда-то из-за колонн; затем послышался звук легкого прыжка, прошелестели почти неслышные шаги… и затихли.

– Что ему нужно от нее? – спрашивавший подходил к аш-Шудаху так же легко, как убегал только что ушедший, но отнюдь не так неслышно. Каждое его движение сопровождал легкий, мелодичный звон колокольчиков, которыми были перевиты его волосы.

– Так-так… Все братья в сборе… были. – Аш-Шудах усмехнулся, поворачиваясь навстречу Лимпэнг-Тангу. – Давно ты тут?

– С самого начала.

– И ты его не заметил?

– Нет. Впрочем, он и в детстве всегда меня обыгрывал в прятки. Так что ему нужно?

– Ты слышал весь наш разговор. И, как всегда, предпочел в нем не участвовать.

– Не надо меня упрекать. – Лимпэнг-Танг отвернулся. – Это мой выбор, и я верен ему. И да не наступит тот день, когда я буду вынужден изменить себе.

– Что, тогда нам всем не поздоровится? – усмехнулся аш-Шудах.

– Именно так. Как ты думаешь, брат, каков будет мир без радости? Что станется с ним, если никто не будет посылать ему хоть немного веселья?

– Не знаю, но жить в таком мире я бы не хотел. Ты-то зачем тут?

– Как зачем? Я так разумею, Амариллис скоро покинет мою труппу. Вот, хотел приглядеть новую танцовщицу.

– И как? Приглядел?

Лимпэнг-Танг вздохнул и, качая головой, рассыпал в морозном воздухе пригоршню серебристого звона.

– Увы мне… Я думал, Муна согласится вернуться, она уже проводила сезон вместе с моими детьми. Но я боюсь, она навлечет несчастья на труппу, уж очень злая у нее судьба. А остальные девушки слишком привязаны к своим родным местам.

– Может, Гинивара?

– Не имею привычки отнимать жриц у других богов. А ну как обидится? Да и вряд ли у нее получится, ее зрители привыкли молиться, мои – наслаждаться.

– Она очень талантлива. И я не думаю, что она вернется домой, в храм Калима. Устала молиться и тоскует по радости… возьми ее. Не пожалеешь.

Лимпэнг-Танг внимательно посмотрел на мага.

– Только при одном условии. Костюмы ей буду подбирать я сам! – и засмеялся.

После ритуала танцовщицы прошли в свою комнату и – все как одна обессиленные, переполненные и опустошенные одновременно – почти что упали в постели с одной лишь мыслью – спать… Проснулись они поздно, чуть ли не за полдень. Разбудила их Эниджа.

– Будет вам спать… вставайте. Марш в купальню, а потом милости прошу ко мне. Мой повар начал заготавливать сладости для вас неделю назад, и успел столько их наделать, что даже Лалик хватит.

Покои госпожи Эниджи отличались от подобных им комнат в богатых домах разве только нетипичной для Шаммаха цветовой скромностью: все в них, начиная от стен и заканчивая подушечками, было либо сливочно-белым, либо тепло-терракотовым. Пришедших ожидал низкий стол, с немыслимой щедростью накрытый всевозможными сладостями; несколько десятков блюд, вазочки, кувшины и подносы теснились будто армия, готовая нанести решительный и беспощадный урон талиям танцовщиц.

– Ох ты, Нима Соблазнительница!.. – вытаращила глаза Лалик. – И как тут устоять?! Завяжите мне глаза, заткните нос и свяжите руки – да покрепче!

– Не переживай так, Лалик… – Эниджа пригласила учениц усаживаться. – Сегодня все можно. Я разрешаю… – и засмеялась. – Знаете, я нахожу особое удовольствие в таком вот попирании запретов и нарушении правил – эдакая сладкая вольница…

Девушки расселись вокруг стола, устраиваясь поудобнее на маленьких подушках, и в нерешительности уставились на расстилавшуюся перед ними губительную благодать.