Ирина Коблова - Искатели прошлого

– Я живу на Дромадерских холмах, недалеко от вашего супермаркета. Наверное, вы живете где-то поблизости?

– Прямо в магазине.

– Интересно… – пробормотал он, услышав ответ.

– Ничего интересного – маленькие комнатушки, все очень аскетично. У папы с мамой есть шикарная квартира, но она для приема гостей, мы редко там бываем. Я живу с сестрой Марианной, Ариадна вместе с Глорией, а братья – втроем в одной комнате. Когда мы были маленькие, у нас даже игрушек почти не было. Главное – служение семейному бизнесу, нас приучали к этому с пеленок. Нет, я понимаю, что должна радоваться за свою семью, что это настоящий санаторий по сравнению с тем, что бывает у других…

Лидия пожала плечами, отчего кофточка опять соскользнула. На этот раз девушка застегнула ее на верхнюю пуговицу.

– Зато семья у вас, наверное, дружная?

– Не знаю, – ответила она после затянувшейся паузы. – Наша семья похожа на хорошо отлаженный механизм. Никесы – лучшие, где Никесы, там успех, мы должны гордиться тем, что мы Никесы… Не знаю, нужны ли мы друг другу просто по-человечески. Дело в том, что я-то могу сравнивать, потому что помню кое-что из своей прошлой жизни. У меня там были брат и сестра, брат немного постарше, а сестра маленькая. Родителей вспомнить не могу, зато их помню хорошо. Мы любили друг друга и заботились друг о друге, а не о росте продаж и показателей. Вроде бы я влипла в какую-то сложную и жутковатую историю личного характера, и мой брат этого не одобрял, пытался меня переубедить, но все было очень по-человечески. А здесь, если кто-то провинится, устраивают семейный суд, и все тебя хором обвиняют. В последний раз это было со мной полгода назад. Я тогда засиделась в библиотеке, опоздала на рекламную акцию, и мне влетело за то, что я украла у дела два часа двадцать три минуты. Хорошо еще, секунды не посчитали.

– А за то, что вы приехали сюда, вам не влетит?

Залман уже забыл, что собирался у нее выяснить.

– Я ушла из дома. Найду какую-нибудь работу и буду сама по себе. Силой меня вернуть не смогут, потому что я носитель МТ и могу пожаловаться в Психологический контроль, а скандала папа не захочет.

Они обогнули круглое черное здание, на стенах которого до сих пор сияли остатки осыпавшегося зеркального покрытия. Дорогу перебежала серая в пурпурных пятнах ящерица с раздутым зобом.

– Это моя вторая попытка, – продолжила Лидия. – Я уже уходила из дома, когда мне было двенадцать лет. Я тогда пошла в Пламенный Легион, больше некуда было податься, но госпожа Одис на следующий день меня выгнала. Она так и не объяснила, за что. Вначале она одобрила то, что я захотела стать пламенным легионером, а не юным менеджером, но потом сказала, что отщепенцев им не надо, выстроила всех в шеренгу и торжественно указала мне на дверь. Она разговаривала со мной так, как будто я совершила преступление.

– Со мной она тоже не здоровается.

– Я не сильно расстроилась, все равно мне там не понравилось. Просто хотелось чего-нибудь полностью противоположного… Лишь бы мне поскорее работу найти.

Лидия стянула резинку с хвостика. С распущенными волосами она стала похожа на больную русалку из обмелевшего водоема. У Залмана некрасивые девушки обычно вызывали чувство жалости, но Лидия – другое дело: у нее невзрачная внешность была всего лишь оболочкой, под которой пряталось что-то опасное и бездонное, как полынья под хрупкой корочкой льда.

– Если вы хотите перемен, вы могли бы устроиться стюардессой в Трансматериковую компанию, – заметил он вслух.

– Туда берут крепких девушек, а я слабая, и носителей МТ не берут вообще.

– Как вы узнали, что у вас мнемотравма?

Сказав, Залман засомневался – не бестактный ли это вопрос, но Лидия ответила спокойно:

– Когда мне было восемь лет, началась чертовщина с окнами и дверями – мне казалось, что за ними должно находиться совсем не то, что есть на самом деле. Например, снег уже растаял, а у меня было навязчивое представление, как будто за окном лежат сугробы. Еще стали вспоминаться люди и места, которых я никогда не видела и придумать не смогла бы. Меня сводили к врачу, и там сразу поняли, что это МТ. Потом даже определили, что в прошлый раз я умерла во время Темной Весны. Если я обгорю на солнце, правая лопатка у меня сгорает сильнее, чем левая, до волдырей. Врачи сказали, у меня там было клеймо, какое выжигали поверх антимерсмонианской татуировки – это обычный симптом. После экспертизы мне даже выдали справку, что в прошлой жизни я была активным участником антимерсмонианского движения, и я имею право на льготный проезд в общественном транспорте. Я слышала, что среди носителей МТ людей с таким признаком много.

Им пришлось повернуть, улицу перекрывали густые заросли шиповника, усыпанного темно-розовыми цветами. В гуще кустарника кто-то стрекотал – тонкий пронзительный звук, вроде звона в ушах.

– А саму Темную Весну вы помните хорошо? – спросил Залман. – Я так совсем ничего не могу вспомнить.

– Обрывками, – Лидия сорвала травинку. – Одни отчетливые, другие не очень. Помню улицы Танхалы и тающий снег. Не знаю, дожила я или нет до того времени, когда он полностью растаял. Помню брата и сестру, но не помню, кем я сама была в той жизни, девушкой или парнем – кажется то так, то так. Помню дом, где мы жили – большой, много комнат, все это довольно запущенное, но уютное. Помню девушку моего брата, как на картинке. Видимо, она пришла к нам сразу после работы, на ней были шаровары и куртка из грубой темной материи, с серебряным кантом – знаете, как одеваются дворцовые уборщицы и судомойки? Ее лицо порозовело от холода, и она так смотрела на брата, словно волновалась, обрадуется он ей или нет. Описывать ее словами бесполезно, но я бы хотела хоть на одну десятую быть такой же красивой, – в голосе Лидии сквозила даже не зависть, а, скорее, грусть по недостижимому. – Такое впечатление, что мы с ней, если встречались, чувствовали себя скованно, потому что знали друг о друге какой-то компромат. Никакого взаимного шантажа, но как будто она знала про меня что-то такое, что мне хотелось от всех скрыть, а я знала о каких-то ее неблаговидных поступках, и это замораживало наше общение. По-моему, брат был в курсе наших тайн. Если бы у меня в этой жизни был такой же брат! – она вздохнула. – Это все хорошие воспоминания, а есть и плохие. И еще мне со страшной силой запомнился один пейзаж… Громадный широкий каньон, по дну течет вода, а на черных скальных стенах, на уступах, растут деревья с белой корой, их голые ветви свисают вниз, как у ивы. Кое-где лежат остатки снега. Такая высота, что голова кружится, и этих белых плакучих деревьев очень много, по всей противоположной стене сверху донизу. Если бы узнать, где находится это место, и побывать там в этой жизни…