Дмитрий Казаков - Белые стяги победы

Он вздрогнул, и вверх ударил столб энергии.

Ардил вроде бы остался там, где и был, рядом с алтарем, и в то же время полетел, понесся куда-то, точно птица, подхваченная сильным ветром. Внизу проглянула земля – зеленовато-бурая неровная поверхность, рассеченная голубой трещиной реки, и он узнал Гардз, прилепившийся между излучиной и холмами, обнесенный мощными стенами, с торчащими шпилями башен и сине-белыми, гордо реющими флагами…

Но его понесло дальше, прочь от Хелдеза, в ту сторону, где прячется за горизонтом Тарегон. При мыслях о вражеском королевстве ученик Нового Бога вздрогнул, и та его часть, что стояла в Храме Бессмертных, сжала кулаки. Но ярость прошла мгновенно, сменилась деловитой сосредоточенностью, а внизу появилась могучая крепость на горном отроге… Синтах.

Он словно висел над ней, очень высоко, так что не мог видеть подробностей.

Руки Ардила задвигались, а мешочек на поясе, где он хранил кристаллы для колдовства, нагрелся, а затем бока его опали – в ход пошла большая часть того, что содержалось внутри. Изнанка над храмом замутилась, струи разноцветного сияния начали изгибаться, а чистый свет их тускнеть – тот ритуал, что он затеял, требует насилия над энергетическими потоками, и насилия жестокого.

Хозяин Гардза вспотел, неимоверных усилий стоило удерживать концентрацию сразу на трех планах восприятия: его тело в храме… висящая над Синтахом проекция… изнанка. Обычный колдун, ограниченный силами и возможностями простого смертного, никогда не сможет даже вообразить подобное, уж не говоря о том, чтобы повторить.

На мгновение Ардила обуяла гордыня.

Над храмом возникло нечто похожее на огромное грязно-фиолетовое копье – толстый наконечник и обломок древка, все это неровное, дрожащее, словно нарисованное. И он метнул это «оружие», не руками, а всем телом, всем существом, и вздрогнул от пронзившей сердце боли, тело в храме попыталось рухнуть на пол, и с трудом устояло на ногах.

Через мгновение копье возникло над Синтахом, и помчалось вниз.

Ардил прошептал слово, громом раскатившееся по изнанке, и «оружие» рассыпалось, к земле устремились тысячи лиловых безглазых змей, на самом деле – струек энергии. Каждая найдет жертву, и не только в стенах крепости, но и во всей провинции, где она построена, и проход к Тарегону будет открыт… пусть не сразу, как раз к моменту, когда к перевалу в горной гряде подойдет армия.

«Тот, кто делает, справится всегда» – вспомнил хозяин Гардза любимую присказку.

Через мгновение он был в Храме Бессмертных, вытирал залитое потом лицо, а сотни прихожан с обожанием таращились на своего повелителя, на того, кому ведома воля Нового Бога. Они видели то, что Незримый Хранитель счел нужным им показать, слышали только собственный экстаз и благоговение, и совершенно точно не понимали, чему стали свидетелями.

– Служба окончена, – сказал Ардил. – Верховное Благо надо всеми.

Жрецы вновь затянули нечто гнусавое, а люди начали подниматься, между стен раскатился негромкий гомон. Сквозь толпу, звеня шпорами, протолкался командир Серебряных Крыльев, даже в святилище явившийся в доспехах – в этих стенах хозяину Гардза не нужна защита, никто не в силах причинить ему вред здесь, но любой волен войти в двери храма, и капитан гвардии не исключение.

– Пора домой, Эбнер, – проговорил Ардил.

– Да, повелитель, – отозвался тот. – Я думаю, что вам нужно отдохнуть.

– Обязательно… крепкий сон, ужин… почитать что-нибудь.

– Нет, повелитель, если позволите, то я о другом, – командир Серебряных Крыльев громко засопел. – Может быть, я прикажу достать наилучшего вина и позвать танцовщиц? Или пригласим бродячий театр, чтобы они показали какой-нибудь фарс? Хотя лучше всего нанять девочку из заведения Мяся-Квася, там такие работают, богини, мигом сделают так, что вы воспарите на небеса.

– Нет! – гневно воскликнул Ардил: все, что предлагает преданный до последней вмятины на доспехах Эбнер, предназначено для ублажения простых смертных, тех, кто почти не отличается от скота… а не для него, для сильнейшего из магов этого мира, для того, кто намного больше, чем любой из людей… и в чем-то намного меньше, если хорошенько подумать.

Дождь, неожиданно холодный для месяца Произрастания, начался после полудня. Моросил целый день, и не подумал закончиться к тому моменту, когда небосклон принялся понемногу темнеть.

– Ну как можно, чтобы мне лопнуть? – бормотал Пегас, орудуя поводьями. – Страсть какая погода мерзкая, так ведь и придется пиво пить, чтобы все в гармонии было – снаружи мокро, и внутри сыро. У меня в заначке есть такое, что покрепче, ох, хорошо.

Джадия не сомневалась, что низкорослый возница приложился бы к заветному бурдючку в любом случае, но высказываться по этому поводу не стала. Обоз свернул с дороги, едва впереди показалась река с перекинутым через нее мостом, и телеги принялись выстраиваться кругом.

Девушка спрыгнула со своей, разминая ноги, и принялась за дело – распрячь лошадей, затем взять топор и отправиться в ближний лес за дровами, а потом к берегу за водой, без нее и без огня голодными останутся все.

Пегас как-то незаметно присосался к бурдюку, и когда Джадия вернулась от реки, глаза возницы смотрели в разные стороны. Увидев девушку, он осклабился, подмигнул и забормотал что-то о «приятных на ощупь красотках», но стоило рядом объявиться Цайнеке, стал выглядеть трезвым.

– Усе в порядке? – подозрительно осведомился помощник купца, разглядывая физиономию любителя полетать. – Мне кажется, или от тебя и вправду смердит, точно из пивной бочки?

– Это дождь, ставлю свои сапоги против твоего пояса, – убежденно заявил бородатый Пегас. – В этих местах они такие бывают, то пивом воняют, то вином, а в том году, помню, и вовсе рыбными потрохами, мы тогда чуть от вони не задохнулись, чтобы мне лопнуть.

Цайнеке сплюнул и пошел дальше, а возница вновь подмигнул Джадии, но не игриво, а залихватски. Девушка отвернулась, и занялась вещами – лучше все переложить под телегу, а то непременно промокнет, несмотря на добротный мешок, а ведь внутри есть кое-что ценное.

Ужинали под тем же дождем, гномы перекидывались шутками и ржали, будто кони. Джадия жевала спокойно, время от времени поглядывала в ту сторону, где сидел Рацибуж Седьмой.

Большой костер затушили, остался маленький, и возницы с охранниками принялись устраиваться на ночлег. Она забралась под телегу, где было чуток посуше, и едва завернулась в спальный мешок, как из сырой тьмы явилась пошатывающаяся коренастая фигура.

– Шею сверну, – пообещала девушка, не успел Пегас произнести хотя бы слово.

– Эх, ну что за жизнь, – забурчал возница. – Никакой радости, так и придется пить страсть как, и ночевать в обнимку со стариной Барком, а не с теплой девкой, а у него борода колючая, и храпит он, как простуженный дракон.