Юлия Фирсанова - Тройной переплет

Мирей уверенно вернула эльфов, пребывающих в прострации и скорбящих по ушедшей с поста богине, к обсуждению сути прошения:

– Печетесь вы о неких цветах, увядших до срока – так поняли мы из письма. Но неясно, почему столь великое значение горести этой придано вами? В осенний сезон крыло увядания касается всей природы…

– Но не Цветилищ! Никогда до сих пор, от рождения мира до этого сезона! Цветилища вянут! Как нам не скорбеть, как не предаваться великой печали? Милость богини, оставившей нас, уходит с Эннилэра вслед за госпожой, – прошептал цветилец, и синие глаза его наполнились слезами. – Если не будет благоуханных Цветилищ, где обменяться брачными ожерельями двоим, где проститься с плотью уходящим, где принести обеты клянущимся?..

Эльке, сроду не носившей с собой носовых платков, захотелось обзавестись парочкой, чтобы утирать слезы горюющему красавчику. Эдакий симпатичный вид был у скорбящего персонажа! А Атриэль взирал на шефа с откровенным ужасом создания, получившего откровения о конце света из уст пророка. Сначала богиня замуж, потом цветочки… Вероятно, до сей поры высший цветилец не делился своими соображениями даже с младшим коллегой, и тот со здоровым оптимизмом юности считал проблему увядшей клумбы, пусть даже священной клумбы, проходящей неприятностью.

– Значит, речь в тексте не о клумбах, а о Цветилищах, то есть ваших храмах Живительной Силы Природы, и Лучнитэль. Все дело в переводе, – уразумела наконец Элька причину великой скорби. Священные цветы имели колоссальное значение не только в религиозной, но и в общественной и личной жизни эльфов. Именно поэтому засыхание растений на корню грозило обществу социальной катастрофой.

– Можем ли мы взглянуть на цветы? – настойчиво попросила жрица Ирилии.

– Если богиня покинула наш мир, к чему все? – вздохнул так, будто являлся вместилищем всех мировых скорбей, цветилец, спрятав лицо в ладонях, и молодой сородич повторил его вздох, заражаясь пессимизмом. Ведь давно известно, что нет ничего более пакостного и заразного, чем эта болезнь! Разве что смех, только веселиться пока было нечему, если только пощекотать унылую парочку.

«А зачем вообще жить, не лучше ли сразу на клене удавиться или в озере утопиться?» – хотела было брякнуть непосредственная Элька, да вовремя прикусила язык. В таком настроении с парочки опечаленных дивнорожденных сталось бы взять и последовать ценному совету. И как потом прикажете отчет в Совет богов писать? «Дело закрыто. Тчк. Причина – самоубийство клиента. Тчк.»?

– Послание было передано, значит, на то была воля Сил, – мягко, но за этой мягкостью таилась стальная уверенность в своей правоте, напомнила Мирей.

Именно так она увещевала и наставляла на путь истинный страдающих пациентов и неверующих, встречавшихся на ее пути жреца. И те, хотели того или нет, всенепременно выздоравливали и обретали веру, – сложно противиться твердости, заключенной в столь привлекательную упаковку.

– Пойдемте, – сдался и цветилец.

Высший там или нет, он тоже оставался мужчиной, попадающим под власть убеждения прекрасной и чистой жрицы Ирилии. И пессимизм пессимизмом, но так хотелось взять и понадеяться на лучшее, предоставив право разбираться с проблемой кому-то другому, могущественному, или увидеть, как тот тоже признает свое поражение.

Эльф выпрямился и гибкой танцующей походкой (как ни печалился, а плестись нога за ногу генетически приспособлен не был) первым направился в сторону кленовой рощи, сдобренной густыми зарослями кустарника с ярко-красными гроздьями ягод. Листья его походили на рябину, только стволики были ниже и более разлапистые. Среди них плавно изгибалась не вытоптанная до почвы, а крытая зелененькой травкой, как паласом, тропа.

Узенькая, ровно на две худощавых или полторы обычных персоны, тропка вела четверку, шествующую цепочкой, через полыхающие багрянцем клены. Элька сразу решила, что в ее мире тут проложили бы как минимум асфальтовую дорожку, как максимум закатали б в асфальт целый бульвар. Птицы, которым полагалось замолкать по осени, все еще мелодично, пусть и негромко, тренькали где-то над головами, ничуть не смущаясь общества бескрылых двуногих.

Впереди шел Атриэль, и Элька, не тратя времени даром, возобновила расспросы, надеясь немножко растормошить загрустившего блондинчика. Она пристроилась рядом и тихо спросила:

– А почему ты решил стать блюстителем Цветилища? Так сильно хотел служить Лучнитэль?

– Я… – Почему-то кончики ушек эльфа снова покраснели, он исподтишка глянул на высшего цветильца, целиком погрузившегося в океан мировых скорбей, и разоткровенничался. Так поступали многие на первый взгляд сдержанные люди и нелюди, подпавшие под обаяние Эльки. – Мой род счел выгодным заключить союз с западными соседями посредством брачного договора. Я единственный находился в подходящем для обмена ожерельями возрасте. Но…

– Ты же еще молодой, погулять захотелось или невеста не понравилась? – посочувствовала догадливая собеседница без малейшего призвука упрека в голосе.

– Воистину, о рианна, я не испытывал тяги к семейному союзу, но ради блага рода готов был пренебречь личными склонностями, если бы не назначенная в супруги дева – Кайлис нель Альварин. Она прекрасна ликом, и достоинства ее неисчислимы, но избранница значительно старше меня и слишком сурова нравом. – Тонкие пальцы эльфа нырнули куда-то под мантию и вытащили довольно большую беленькую ладанку на цепочке. Щелкнул замочек, и Элька уставилась в превосходно запомнившееся ей по встрече в ресторане лицо.

– Ой! Я ее знаю, – обрадовалась неожиданности девушка. – Сегодня видела, знаешь, насчет сурового нрава ты прав, для этой дамочки существует ее мнение и неправильное. Твоя невеста пыталась прочесть нотацию насчет того, с кем мне обедать! Пришлось послать прекрасную деву в… лес.

Атриэль совершенно по-мальчишечьи хихикнул, тут же опасливо глянул на спину шефа, но тот ничего не услышал или предпочел сделать вид, что не услышал смеха в столь тревожный для родины час.

– О, эта дева именно такова, поэтому я упросил дядюшку рекомендовать меня на освободившееся место блюстителя, сообщив роду, что желаю служить Лучнитэль и эта тяга превыше стремления к брачным узам. А медальон я поклялся родительнице носить как напоминание о долге, ожидающем меня за порогом Цветилища, – закончил чрезвычайно лаконичный для дивнорожденного рассказ мятежный член эльфийского рода.

– И каждый раз, когда думаешь, что в Цветилище скучновато, глядишь в лицо Кайлис, и сразу становится жуть как весело, – подвела итог Элька.

Юноша только опустил длинные ресницы в знак согласия с выводами посланницы Совета богов и спрятал медальон под одежду, а у хаотической колдуньи уже был готов следующий вопрос. Мотнув головой вперед и указывая подбородком на гибкую фигуру высшего цветильца, Элька поинтересовалась шепотком: