Анджей Сапковский - Ведьмак. Крещение огнем

Ведьмак глядел вниз, на гибнущую в огне деревню. Нильфгаардцы уже управились с пленными, конники выстраивались в походную колонну. Разношерстная ватага скоя'таэлей двинулась по тракту, ведущему на восток.

– Я не возвращусь, – ответил Геральт жестко. – А вот Лютика в Брокилон проводи.

– Нет! – запротестовал поэт, хоть лицо его все еще не обрело своего нормального цвета. – Еду с тобой.

Мильва махнула рукой, подняла колчан и лук, сделала шаг в сторону лошадей, неожиданно повернулась.

– К дьяволу! Слишком долго и слишком часто я эльфов от погибели спасала. Не можно мне теперь глядеть, как кто гибнет. Провожу вас до Яруги, психи шальные, токо не южным путем, а восточным.

– Там же леса горят!

– Провожу через огонь. Привыкла.

– Ты не должна этого делать, Мильва.

– И верно, не должна! Ну, в седла! Двигайтесь наконец!

Уехали недалеко. Кони с трудом передвигались в чащобе и по заросшим стежкам, а пользоваться дорогами они не отваживались – отовсюду долетал топот и гул перемещающихся войск. Сумрак застал их среди заросших кустарником балок, и тут они остановились на ночлег. Дождь перестал. Небо было светлым от пожаров.

Они отыскали сравнительно сухое место, присели, обернувшись накидками и попонами. Мильва отправилась разведать околицу. Как только она отошла, Лютик дал волю долго сдерживаемому любопытству, которое возбуждала в нем брокилонская лучница.

– Девушка – прямо лань, – бурчал он. – Везет тебе на такие знакомства, Геральт. Стройная и ладная, не ходит – танцует. По мне, так немного узковата в бедрах, а в плечах чуточку мощновата, но ведь женщина, женщина… Яблочки впереди… того и гляди, хо-хо… рубашка лопнет…

– Заткнись, Лютик.

– В пути, – мечтательно закатил глаза Лютик, – мне случилось нечаянно коснуться. Бедра, скажу тебе, словно мрамор. М-да, не скучал ты тот месяц в Брокилоне…

Мильва, которая в этот момент вернулась из разведки, услышала театральный шепот и заметила взгляды.

– Обо мне треплешься, поэт? Че-то ты на меня пялишься, едва я отвернусь? Птица мне на спину наклала?

– Никак не можем надивиться твоему искусству лучника, – осклабился Лютик. – Думаю, на стрелецких состязаниях у тебя б конкурентов не было.

– Давай-давай, трепись.

– Читал я, – Лютик многозначительно глянул на Геральта, – что самых лучших лучниц можно найти среди зерриканок, в степных кланах. Некоторые вроде бы отрезают себе левую грудь, чтобы не мешала натягивать лук. Бюст, говорят, мешает тетиве.

– Не иначе, какой виршеплет навроде тебя выдумал, – прыснула Мильва. – Сидит себе и от нечего делать придумывает всякую ослиную дурь, перо в горшок ночной макает, а люди глупые верят! Что, сиськами, что ль, стреляют-то? Или как? К щеке тетиву натягивают, боком стоя, вот так. Ни за чего тетива не задевает. Что отрезают – глупость, выдумка пустоголовых бездельников навроде тебя, которым вечно одни бабьи титьки снятся.

– Благодарю за сердечные слова о поэтах и поэзии. И за лекцию о лучницах. Хорошее оружие лук. Знаете что? Я думаю, именно в этом направлении будет развиваться военная наука. В будущих войнах биться будут на расстоянии. Изобретут такое оружие, что противники смогут запросто убивать друг друга, вообще не видя, кого убивают!

– Дурь одна… – кратко оценила Мильва. – Лук – хорошая штука, но война – это мужик супротив мужика, на длину меча. Тот, что крепче, слабаку башку пополам. Всегда так было и так будет. А когда кончится, то и войнам конец. А пока что – видел, как воюют? В той деревне, возле дамбы. Эх, что трепаться впустую. Пойду гляну. Кони храпят, ровно б волк где поблизости крутит…

– Ну – лань и лань! – Лютик проводил ее взглядом. – Хммм… Однако, возвращаясь к упомянутой деревне у дамбы и к тому, что Мильва твоя сказала, когда мы на обрыве сидели… Ты не считаешь, что она была малость права?

– Относительно чего?

– Относительно… Цири. – Поэт слегка запнулся. – Наша прелестная и быстрострельная дева, похоже, не уразумела ваших взаимоотношений, думает, как мне кажется, что ты намерен соперничать с нильфгаардским императором в борьбе за ее руку. Что в этом истинная причина твоего похода в Нильфгаард.

– Стало быть, относительно этого она не права. А относительно чего права?

– Погоди, не заводись. Но взгляни правде в глаза. Ты приголубил Цири и считаешь себя ее опекуном. Но это ведь не обычная девушка. Она – королевское дитя, Геральт. Ей, как ни говори, положен трон. Дворец. Корона. Не знаю, конечно, нильфгаардская ли. Не знаю, лучший ли для нее муж Эмгыр…

– И верно. Не знаешь.

– А ты знаешь?

– Ясное дело – потихоньку приближаешься к выводам, – сказал ведьмак, плотнее заворачиваясь в попону. – Не старайся очень-то. Я знаю, что это за вывод. Нет смысла спасать Цири от судьбы, писанной ей при рождении. Ибо спасенная Цири вполне может приказать драбантам скинуть нас с лестницы. А посему – оставим ее в покое. Так?

Лютик раскрыл рот, но Геральт не дал ему заговорить.

– Девочку, – начал он все сильнее изменяющимся голосом, – поймал не дракон или злой волшебник, не пираты похитили ее ради выкупа. Она не сидит в башне, в застенке или в клетке, ее не пытают и не морят голодом. Все совсем наоборот. Она спит на дамасте, ест с серебра, носит шелка и кружева, вся увешана драгоценностями, того и гляди ее коронуют. Короче говоря, она счастлива. А какой-то ведьмак, которого злой рок когда-то случайно поставил у нее на пути, надумал это счастье порушить, уничтожить, растоптать дырявыми опорками, которые ему достались в наследство от какого-то дохлого эльфа. Так?

– Не это я имел в виду, – буркнул Лютик.

– Да не к тебе он обращается. – Мильва неожиданно вынырнула из мрака и после недолгого колебания присела рядом с ведьмаком. – Ко мне. Это мои слова так его допекли. По злобе я говорила, не подумавши… Ты уж прости, ведьм. Знаю я, как бывает, когда в живую рану коготь всадить… Ну, не злись. Больше я так не сделаю. Простишь? Или надо тебя ради прощения… приголубить?

Не ожидая ответа или разрешения, она сильно обняла его за шею и поцеловала в щеку. Он крепко сжал ей руку.

– Придвинься, – откашлялся он. – И ты тоже, Лютик. Рядом теплее будет!

Молчали долго. По светлому от зарев небу двигались облака, то и дело заслоняя помигивающие звезды.

– Хочу вам кое-что сказать, – наконец проговорил Геральт. – Но поклянитесь, что не станете смеяться.

– Давай.

– Видел я странные сны. В Брокилоне. Сначала думал – бред. Что-то с головой. Понимаете, на Танедде меня здорово треснули по лбу. Но несколько ночей я видел один и тот же сон. Постоянно один и тот же.

Лютик и Мильва молчали.

– Цири, – продолжал он, – не спит во дворце под парчовым балдахином, а едет на лошади через какую-то пыльную деревушку… Кметы указывают на нее пальцами. Называют именем, которого я не знаю. Лают собаки. Она не одна. Есть там и другие. Какая-то коротко остриженная девушка держит Цири за руку… Цири ей улыбается. Не нравится мне ее улыбка. Не нравится мне ее яркий макияж… А больше всего не нравится мне то, что за ней следом плетется смерть…