Мария Ясинская - Чужой Дозор

Вика могла бы легко объяснить, кто именно околдовал кубинцев. Но она молчала.

– И знаешь, что странно? – продолжал кипятиться Михаил. – Когда я пытался что-то возразить, указывал на неправомерность предлагаемых условий, американцы смотрели на меня с таким удивлением, как… как если бы заговорила пепельница или, скажем, портрет на стене! Кажется, они ожидали, что я тоже буду сидеть и молча соглашаться со всеми их предложениями!

– Ну и что в итоге решили кубинцы – они тебя послушали?

– Да какое там! – бросил Михаил и в сердцах рванул галстук на груди. – Пока я им напоминаю, что мы с ними уже подписали предварительный договор, который нельзя вот так запросто игнорировать, что они уже внесли задаток и наверняка не захотят платить неустойку, что, наконец, наше соглашение сулит им серьезную выгоду, – они меня слушают и вроде как даже все понимают. Но стоит заговорить американцам – и все, у кубинцев словно отключаются мозги, и они забывают обо всем на свете.

– Неужели они подписали контракт с американцами? – встревожилась Вика.

– Пока нет, мы продолжим переговоры завтра. Но я думаю, если и дальше так пойдет, то дело дрянь, – заключил Михаил и устало вздохнул. – Если кубинцы и завтра будут такие же… зомбированные, то они весь свой остров американцам за банку газировки продадут – и будут этому рады!

Ночью, когда муж с дочкой крепко уснули, Вика тихо выбралась из кровати, заперлась в ванной и, пытаясь собрать как можно больше Силы, постаралась влить ее в амулет-булавку. Она уже убедилась, что мужа тот защищает отлично, но вот если бы она еще могла увеличить радиус действия и распространить его эффект на незадачливых кубинцев!..

Вика трезво оценивала свои возможности Иной шестого уровня – но решила, что попытаться все равно стоит.

Утром, проводив мужа, Вика опять попыталась просмотреть линии вероятности – и опять ничего не смогла разобрать в клубящемся тумане, лишь ощутила смутную угрозу. Но она не могла с уверенность сказать, откуда идет эта угроза – из реального будущего или ее собственного воображения. А может, это и вовсе из-за погоды – небо над Гаваной хмурилось, набухало штормовыми тучами, океан за окном наливался свинцом и тяжелел.

Яся тоже хмурилась – все утро она снова и снова репетировала свою «Грозу». На дилетантский взгляд Вики – у дочки выходило очень даже хорошо. Но Яся была откровенно недовольна.

– Все, – рассердилась она и в сердцах отбросила смычок. – Ничего у меня сегодня не выходит!

– А по-моему, было очень даже неплохо, – осторожно заметила Вика.

– Вот именно – неплохо! – раздосадованно воскликнула дочка. – Сотни музыкантов могут исполнить «Грозу» неплохо! И неплохо ее уже слышали тысячу раз! Точь-в-точь как исполняю ее я. Старательно, правильно и… скучно. А я хочу сыграть по-другому.

– Как? – тихо спросила Вика.

– По-настоящему, – задумчиво ответила Яся. – Так, чтобы те, кто слышит мою «Грозу», чувствовали в ней шторм. Молнию, гром, стихию… Жизнь. – Девочка помолчала, а потом расстроенно добавила: – Только я пока так не могу…

И совсем по-детски шмыгнула носом.

Вика, широко раскрыв глаза, смотрела на дочь.

Как же это удивительно! Ты растишь ребенка с самого рождения, учишь его ходить и говорить, держать ложку и завязывать шнурки, читать и писать. Учишь всему – и тебе кажется, что ты знаешь о своем ребенке абсолютно все: что он хочет, о чем думает, о чем мечтает. А потом однажды он выдает тебе – как Яся сейчас – то, чему ты ее не учила, то, чего не знала, о чем не задумывала и чего не испытывала сама. И у тебя захватывает дух от понимания, что твой ребенок – это уже отдельный мир. Свой собственный уникальный микрокосмос…

Где-то вдалеке прозвучал гром. Вика прикрыла глаза, просматривая линии вероятности – с погодой у нее получалось лучше, чем с людьми. А потом схватила дочку за руку, взяла скрипку и сказала:

– А пойдем-ка мы с тобой… погуляем!

Хмурое предгрозовое небо терлось о вершины высоких зданий, ветер гнал мусор по грязной мостовой. Тяжелые свинцовые волны с мрачной решимостью бились о набережную, захлестывали через край парапета – и сотнями холодных брызг сыпались на каменные плиты Малекона. Прохладный воздух полнился предчувствием дождя.

Прохожих почти не было – туристы отсиживались по отелям, пережидая грозу, да и местные спрятались по домам, потому что для них такая погода была слишком холодной. Над пустым Малеконом кружили лишь горластые чайки, да вдоль по проспекту деловито проносились ретроавтомобили.

Вика с Ясей дошли до самого конца Старой Гаваны, туда, где обновленные фасады старинных зданий сменились истрепанными и потертыми. Вика встала у самого края старой смотровой площадки, огляделась – да, пожалуй, это то, что надо.

– Держи, – протянула она дочке скрипку со смычком. – Попробуй сыграть.

– Что, прямо тут? – удивилась дочка и смущенно огляделась вокруг – не смотрит ли на них кто? Но Малекон был по-прежнему пуст.

– Да, прямо тут, – решительно заявила Вика. – Только прежде чем начать, немного подожди. Посмотри вокруг, послушай…

Поколебавшись, Яся взяла скрипку. Несколько раз глубоко вдохнула. Обвела взглядом низкое небо, темные волны, старинную испанскую дозорную башню на горизонте. Закрыла глаза, вслушиваясь, как океан бьется о каменную набережную, как кричат голодные чайки, как издалека доносятся слабые раскаты грома и как притих в ожидании грозы Малекон.

А потом Яся заиграла.

И Вика поняла, что не ошиблась, приведя дочку сюда. На этот раз музыка жила; она билась каплями дождя под смычком, перекатами грома срывалась со струн, шумела штормовым ветром, наполняла воздух озоном, обещала очищение и обновление…

Яся играла, не открывая глаз, – самозабвенно и безоглядно, растворяясь в музыке, отдавая ей всю себя.

Гроза приближалась, первые крупные капли дождя упали на пыльный асфальт, но ни Яся, ни Вика не обращали на них внимания.

Яся играла, и единственными слушателями этого прекрасного исполнения – без сомнения, достойного любого концертного зала, – были Вика, пустой Малекон и взъерошенные чайки.

Они – да еще Марко, загорелый мальчишка-серфер с необычными светлыми глазами, притаившийся на каменной плите под набережной. Он ждал грозы, собираясь оседлать штормовые волны на своей доске, – а потом увидел белокурую девочку, ту самую, которая наблюдала за ним вчера. Тоненькая, длинноволосая, похожая на сказочную фею, она стояла на набережной и не видела его, и поэтому он мог вволю на нее насмотреться. Сегодня она показалась ему даже красивее, чем вчера.

А затем девочка закрыла глаза и заиграла на скрипке.

И все вокруг изменилось. Волшебная, словно живая мелодия пронизывала Марко насквозь и, переворачивая душу, наполняла его незнакомыми чувствами и заставляла сердце сжиматься в смутном ожидании чуда.