Ли Виксен - #Имя для Лис

– Я не о том, Лис! Прости. Видишь ли… Я не чувствую себя здесь на своем месте. Мы идем сражаться с какими-то непонятными силами, а я… Просто вдруг понял, что это не мои время и место…

Внезапно заговорил Мастос:

– На фразу «Я слишком стар для этого дерьма» есть право только у меня, молодежь. Поэтому особенно не раскисайте.

Я не стала объяснять старику, что если зачесть возраст той части Слэйто, которая существовала как Сияющий, то ему не меньше двух сотен лет, а это вчетверо больше против Мастоса. Меня интересовало другое.

– Лакцины нет. Сижарле превратился в лес. Со времен Слэйруса сменилось не так много поколений, чтобы города исчезли бесследно. Как такое возможно? – Я поддела носком сапога камень и зашвырнула его в кусты. – Ни столба, ни кладки, ничего.

Слэйто произнес фразу, от которой у меня мороз прошел по коже:

– Может, эти города не просто так исчезли. Может, и война не просто так. Вдруг нам… помогают?

Примерно в полдень мы сделали привал у замшелого валуна. Камень раскинулся над вытоптанной поляной, накрыв нас тенью, словно огромная ладонь. Мимо сновало все больше народу.

Вот прошла степенная матрона с выводком детишек мал мала меньше. Следом проковылял солдат со споротыми с кителя петлицами: то ли дезертир, то ли в увольнительной. Одну ногу бывший легионер подволакивал. Уж не на Переправе ли Адской гончей он получил свою рану? Потом прошла старуха с тележкой, на которой были разложены ароматные травы, за ней нескончаемой вереницей потянулся простой люд. Мы сидели под валуном, словно зрители, и прохожие, как и положено настоящим актерам, не обращали на нас никакого внимания.

– Если это места бывшего Сижарле, значит, мы добрались до Вурусты. А это считай уже под Ярвеллом, – сказал Мастос.

Я взглянула на него вопросительно, не прекращая вычищать грязь из-под ногтей острием ножа.

– Это что, город какой-то?

– Ну уж не деревня. Главная кузница Королевства по части ремесленников, если не считать Штольца, но там больше по металлам и камням. – Мастос начал указывать на людей. – А сюда тебе, если ты хочешь, чтобы твоя дочь стала, скажем… Ну вот – мастерицей расшивать господские костюмы. – Старик ткнул узловатым пальцем в направлении проходившей мимо девушки в белом чепце с вышитой на нем голубыми нитками короной. – Или сына мечтаешь отдать в краснодеревщики. – Палец монаха указал на юношу, казалось бы, обычного крестьянина. Но на поясе паренька висели странные инструменты, из тех, что я знала, – маленький рубанок и долото. – Так вот, всех их надо отправлять именно в Вурусту. Обучение тут стоит недешево, зато какой толковый выйдет мастер!

– Город – это хорошо, – произнес вдруг Слэйто. Сегодня он был на диво разговорчив. – Мы сможем остановиться в гостинице. Помыться и привести себя в порядок, постирать одежду. Я не хочу прийти в столицу жалким голодранцем.

– Гостиница! Ха! Бери выше. – Старик радостно потер ладони. Я обратила внимание, что чем ближе мы к цели, тем четче проступает в нашем сельском учителе нечто новое: степенность, цепкость. Ну да это был вопрос десятый. Если бы помимо Алайлы и золотого шторма я решила бы разбираться еще и с прошлым Мастоса – то храни меня все боги, голова бы просто лопнула.

Монах расплылся в улыбке:

– В Вурусте живет моя бывшая ученица. Дом добротный и большой, места хватит всем.

– Примет ли она бродячую свору вроде нашей? – засомневалась я.

– Долг платежом красен, – загадочно протянул Мастос. – А почти все мои ученики – крайне благодарные и щедрые люди.

Я взглянула туда, откуда тянулась вереница ремесленников. Где-то там, за верхушками елей, лежала Вуруста, а еще дальше – Ярвелл. До Атоса, живого и во плоти, оставалось рукой подать.

Вуруста напоминала муравейник. Высокие дома желто-серой кладки, красная черепица и бесконечный людской поток, заполнявший все свободное пространство.

Многие мастерские выходили открытыми окнами-порталами на улицу. Я с удивлением разглядывала массивные ткацкие станки и непонятные машины из дерева и железа для обработки посуды. Где-то в глубине этих комнат вздыхали печи или трещали прялки, а на порогах сидели мастера. Они криками подгоняли своих учеников и следили за торговлей, которая кипела тут же: на широких подоконниках были выложены всевозможные диковинки. Переливавшиеся невесомые ткани, глиняные миски с изумительной росписью, браслеты из дерева и кости. Покупатели подходили, оценивали товар, вертели его в руках и лениво протягивали мастерам монеты. Те кричали и торговались, надкусывали желтыми зубами купы и махали рукой: «Будь ты проклят, скряга! Уж спасибо тебе за покупку. Приходи снова да приноси побольше денег».

Мои спутники не проявляли такого же интереса к Вурусте, как я. Слэйто снова замолчал, погрузившись в раздумья. Мастос же оглядывался по сторонам почти с ненавистью. Заметив, что я за ним наблюдаю, монах виновато пожал плечами:

– Не люблю этот город. Он нечистоплотный.

Я тоже осмотрелась. Улицы были разве что не вылизаны. Булыжники мостовой блестели.

– По-моему, тут довольно чисто.

– Нет, Лис, не грязный, а нечистоплотный. Посмотри вокруг. Видишь ли ты разрушенные войной дома?

Удивительно, но, учитывая близость к столице, городок и впрямь был слишком идеальным. Мы видели столько сожженных селений – а Вурусты война словно и не касалась. Монах объяснил:

– Раз за разом сюда, под Ярвелл, приходили легионы: то один, то другой. И каждый раз Совет попечителей Вурусты откупался от армии. Один раз, второй, третий. Город не трогали, потому что он платил каждому захватчику звонкой монетой.

– Должно быть, жители тут богаты, – присвистнула я.

– А знаешь, за счет чего? – Старик устало потер переносицу. – Только очень зажиточный купец может отправить свое дитя к местным мастерам. Образование дорожает с каждым годом. Крестьяне и десять лет назад не могли себе позволить стать тут подмастерьями, а сейчас и подавно. Обучение, развитие талантов, помощь в получении мастерства – все это должно быть бесплатным. А вместо этого Вуруста превратилась в огромное чудовище, которое высасывает деньги. Кто их загребает? Знал бы я – свернул бы им шеи. – Старик сделал характерный жест, сжав кулаки и красноречиво их провернув.

Мимо прошла девушка-швея, за ней – парень-портной, потом совсем юный мальчик с деревянными ложками на поясе. Их всех объединяло одно – то, что читалось в горделивой осанке, новой, нештопаной одежде, свежей, незагорелой коже лица. Все эти подмастерья были городскими жителями. Не из тех, что с восьми лет не разгибают спину в поле. Конечно, не аристократы и даже не детишки первых богачей страны, но они определенно знали о голоде меньше, чем те сельские ребята, что провожали нас взглядами больших грустных глаз в последнем поселке.