Тэд Уильямс - Сердце того, что было утеряно

– Конечно, не моя. Я запомнил бы тебя по шарфу портовой команды.

– Хотел бы я иметь другой. Даже носил бы дурацкий синий из Шоро. У вас они толще. Здесь так ужасно холодно, что я, наверное, скоро умру. Мы уже в Риммерсгарде?

– Пересекли границу два дня назад. Тут все живут, как горные тролли: строят дома из снега и ничего не едят, кроме сосновых игл. Забирайся в седло.

– Что?

– Садись ко мне за спину. Первый раз помогаю «налиму», но в таком жалком состоянии ты не доберешься даже до приграничного форта. Хватай мою руку, и я подтащу тебя к седлу.

Когда Эндри устроился за его спиной, Порто дал ему хлебнуть из питьевого рога.

– Кстати, это было ужасно.

– Что было ужасно?

– Последняя игра с вами на день Святого Танато. После нее все «налимы» плакали на улицах, как женщины.

– Лжец! Никто из нас не плакал!

– Возможно, но только потому, что вы слишком устали, умоляя нас о пощаде.

– Знаешь, что мой отец говорил в таких случаях? Иди во дворец за правосудием, иди в церковь за прощением и иди в «Скалы», если хочешь увидеть лжецов и воров.

Порто рассмеялся:

– Для хныкающего портовика твой отец был мудрым человеком.

«Это правдивая история, если только слова могут быть истинными. Если же не могут, то тогда они просто слова.

В недавнем прошлом, во времена шестнадцатого верховного церемониймейстера королевы, в эпоху Войн возвращения, хикеда’я, Облачные дети, были побеждены в битве за Асу’а коалицией смертных и зида’я – наших собратьев-предателей. Инелуки, Король Бурь, вернулся в чертоги смерти, и его планы были разрушены. Наша великая королева Утук’ку выжила, но погрузилась в кета-джи’индра – целительный сон, почти такой же глубокий, как вечная погибель. Некоторые наши люди уверовали, что конец всех историй приблизился; что сама Великая песня подошла к концу, и вселенная сделала вдох длиной в следующую эру.

После поражения в Асу’а немалая часть наших воинов, сражавшихся за королеву, ушла из южных стран и направилась домой на север, опасаясь мести смертных, которые, не довольствуясь победой, решили разрушить наш дом внутри горы и уничтожить последних Облачных детей.

Это был момент, когда наш народ стоял на грани истребления. Это также был момент невероятного изящества и мужества за гранью самых благородных обязательств, которые мы брали на себя. И как всегда бывает в Песне народа, те мгновения величайшей красоты благоухали разрушением и горькими потерями.

Все это относится ко многим воинам из ордена Жертв и других славных орденов, сопровождавших Короля Бурь на вражеских землях. Инелуки пал. Война закончилась. Наш дом был далеко. Смертные едва не наступали на пятки: паразиты с самых грязных улиц их городов; наемники и безумцы, которые забирали жизни, не как мы – с сожалением, а ради нескрываемой и жестокой радости убийства».

– Леди Миджа сейт-Джинната из Ордена летописцев.

– Я надеялся, ты сгущал краски, – произнес герцог Изгримнур. – Это хуже, чем мне представлялось.

– Вся деревня! – ответил Слудиг. – Зачем? В этом же нет смысла!

Молодой воин нахмурился и осенил себя знаком Святого древа. Как и сам герцог, во время только что закончившейся войны он видел ужасные вещи, которые невозможно было забыть. Теперь еще одна дюжина тел лежала перед десятинным амбаром, распластавшись в хаосе грязи и окровавленного снега – в основном старики и женщины – рядом с изрубленными трупами нескольких овец.

– Старухи… дети, – сокрушался Слудиг. – Даже животные.

У ног Изгримнура скорчилось тело ребенка, наполовину погребенное в снегу. Сине-серые пальцы все еще тянулись к чему-то родному – рука, словно втоптанный в землю цветок. Как ужасно, наверное, было для жителей деревни проснуться ночью и оказаться в окружении норнов со смертельно-бледными лицами и бездушными глазами; среди жутких существ из старых страшных сказок. Герцог Изгримнур мог только покачать головой. Его руки дрожали. Одно дело – видеть смертоносный вихрь битвы; погибших и умиравших людей. Но его солдаты имели, по крайней мере, мечи и топоры. Они могли нанести ответный удар. Зрелище убитых крестьян было чем-то другим. Оно вызывало боль и тошноту в кишках герцога.

Он повернулся к Аямину. Женщина-ситха стояла чуть в стороне от людей герцога и осматривала путаницу следов от ног и копыт. Те уже начинали исчезать под свежим покровом белого снега. Она спокойно оценивала мерзкую работу норнских сородичей, отличавшихся от ситхов только цветом кожи. Рельефные изгибы золотистого лица женщины и длинные узкие глаза не выдавали никаких эмоций.

– Ну? – спросил Изгримнур. – Как вам такое зрелище? Для меня это ничем не обоснованное убийство. Ваши соплеменники – чудовища!

Осмотр Аямину продолжался еще какое-то время. Похоже, взбитый снег и окровавленные трупы оставили ее равнодушной.

– Хикеда’я крали еду, – ответила она. – Сомневаюсь, что они стали бы кого-то убивать, если бы их не обнаружили.

– И что? – едва сдерживая гнев, вмешался Слудиг. – Вы оправдываете мародеров, потому что они ваши сородичи? Меня не волнует, как их называют: норны, «Белые лисы» или хики… как вы там говорили. Называйте их любыми словами, но они – чудовища! Посмотри на этих несчастных фермеров! Война закончилась, но ваши бессмертные злобные фейри по-прежнему убивают невинных людей!

Аямину покачала головой:

– Мои соплеменники не бессмертны. Они лишь долгожители. Вы сами видели в недавних сражениях, что мой народ и наши сородичи хикеда’и могут умирать от полученных ран. В минувший год они тысячами погибали под ударами смертных – в том числе и от ваших рук.

Она повернулась к Слудигу, продемонстрировав ему бесстрастное лицо.

– Вам нужны мои извинения за это убийство? Их не будет. Если же хикеда’и решили ограбить мирное поселение, они, очевидно, обезумели от голода. Как и мой народ, норны могут довольствоваться малым. Однако север долгое время страдал от морозов, вызванных Королем Бурь.

– Эта бесконечная зима терзает и риммеров, но мы же не вырезаем целые деревни!

Аямину бросила колючий взгляд на молодого воина.

– Вы говорите о риммерах, которые лишь несколько веков назад пришли с запада и убили тысячи моих соплеменников? Только в этом году вы предали смерти великое множество эрнистирийских соседей!

– Проклятье! – вздрогнув, крикнул Слудиг. – Это были не мы! Это другие риммеры под началом Скали из Кальдскрика. Он, между прочим, заклятый враг герцога!

Изгримнур похлопал ладонью по руке Слудига.

– Успокойся, парень. Этот спор не имеет конца.

Хотя в данное мгновение, с кишками, завязанными в узел от вида мертвых фермеров – его бывших подданных, которых Бог вверил ему для защиты – Изгримнур не мог смотреть на женщину-ситху по-доброму. Если бы не золотистый цвет ее кожи, она ничем не отличалась бы от норнов, трупно-белых существ, чья смертельная жатва оставила следы вокруг него.