Дмитрий Емец - Замороженный мир

Водитель не приставал с разговорами. Он ухитрялся одновременно отслеживать заказы по двум смартфонам, а по планшету краем глаза смотрел передачу о жизни гепардов в Африке. Жизнь эта была невеселая и протекала в трудах. Куча сильных, но не умеющих хорошо бегать хищников – львов, гиен и так далее – таскались за бедным гепардом и отнимали у него все, что он добудет. Гепард же все отдавал без боя. Он не мог позволить себе получить травму в драке, потому что это была самка и у нее были дети. Детей приходилось постоянно защищать от гиен, а главное – от собственного папы, который, не питая к потомству родительских чувств, изредка возникал на горизонте и сидел на камне – худой, опасный и чуть горбатый.

Минут за сорок они добрались до Китай-города.

– Нам, пожалуйста, сюда! – сказала Фиа, показывая на ближайший переулок.

Проезд в переулок перегораживала грузная дама в «Лексусе», одна занявшая две полосы. Когда же таксист посигналил – мол, тетя, подвинься хоть куда-нибудь, места полно, – женщина вытащила из волос цветочек и кокетливо протянула его в окно.

– Не берите! – прошептала Фиа. Голос ее доносился снизу. Она пряталась за спинками сидений. – Умоляю, не надо! И дорогу ей уступите!

В таксисте закипела справедливость:

– Она правила нарушает!

– Пропустите ее! Пожалуйста! Вспомните гепарда! Он тоже отдает добычу без драки, хоть львы и не правы!

Аргумент подействовал. Таксист сердито пожал плечами и, порычав мотором, ухитрился влезть колесами на высокую бровку. Дама послала ему воздушный поцелуй и, вернув цветочек себе в волосы, торжественно проехала мимо.

– Цветочек заколола? – прошептала Фиа, высовывая нос из-за кресел.

– Вроде да, – сказал Сашка.

– Уф!.. Пронесло! Ты не представляешь, как мы рисковали!

Ворчащий таксист проехал еще метров триста, после чего Фиа попросила его остановиться, расплатилась и вытащила Сашку из машины. Такси уехало.

– Что это была за дама? – спросил Сашка.

– Лея, очень сильная боевая ведьма. Надеюсь, она нас не заметила.

– А если бы таксист взял цветок, что было бы?

– Да ничего не было бы. В смысле от нас! – сердито ответила Фиа. – У Леи день рождения пятнадцатого мая, но еще четырнадцатого днем под ее окнами стоят все долбушинцы, все берсерки Тилля, куча инкубаторов и чуть не сам Белдо с букетом. Лея обожает обижаться! Если в одну минуту первого пятнадцатого числа подарков нет – то, значит, все, конец: меня забыли, я никому не нужна… У нее начинается истерика, и тогда во всех фортах возникает куча вакантных мест!

Фиа проводила взглядом красные стопы такси.

– Странное совпадение! Лея – правая рука Чернавы. И отсюда до нашего залаза пара минут пешком.

Дальше они продвигались намного осторожнее. Договорились, что Фиа пойдет первой, а Сашка за ней на приличном расстоянии. В случае опасности Фиа уронит красный пакет, и это будет знаком для Сашки, что подходить ни в коем случае нельзя.

– А если опасность будет совсем большой, я представлю и отправлю к тебе птичку! – добавила Фиа и двинулась вперед.

Сашка, немного выждав, пошел за ней. Обычный московский переулок, залитый сентябрьским солнцем. Ржавчина крыш и закрытые подъезды с домофонами. Сашка на несколько секунд отвлекся, читая надписи на табличках, а когда посмотрел вперед, то Фиа не увидел. Она как сквозь землю провалилась. Пока Сашка заторможенно соображал, где она, захлопали крылья и навстречу Сашке пролетел андский кондор с блеющей овцой в когтях.

Сашка заметался, решая, куда ему спрятаться. Все подъезды закрыты. Сашка хотел уже броситься назад в надежде добежать до угла дома, но тут домофон ближайшего подъезда запищал и вышла пожилая женщина. Сашка проскользнул мимо нее, сгоряча устремился к лестнице, но опомнился и остался у металлической двери. В ней было несколько сквозных отверстий от дрели.

Прильнув глазом к ближайшему отверстию, Сашка стал ждать. Примерно с минуту ничего не происходило, а потом мимо двери прошли двое мужчин, в телосложении которых безошибочно угадывались берсерки. За ними смешно прыгал взъерошенный человечек и, оглядываясь, кому-то что-то пытался объяснить. Не успел человечек исчезнуть, как перед дверью возникло отдувающееся лицо Ингвара Тилля.

Глава берсерков был раздражен. От человечка он отмахивался как от мухи и ладонью вытирал пот со лба. Подъехала машина, хлопнула дверца. Тилль сел в машину. Потом дверцы хлопали еще несколько раз. Кажется, охрана и взъерошенный человечек вскакивали уже на ходу.

Сашка еще оставался в подъезде, когда у двери появилась Фиа и нетерпеливо замахала рукой:

– Давай скорее! Тебя чуть не запалили! Ты мою птичку видел?

– Хорошая птичка. С овечкой. Традиционная такая московская птичка!

– Если б я воробья послала – ты б на него не среагировал! Я на Тилля нос к носу налетела! Заговариваю ему зубы – а сама кондора выдумываю!

Фиа нырнула за угол. Между двумя домами, у выходившей из-под земли утепленной трубы теплотрассы, Сашка увидел небольшое строение с металлической, криво сваренной дверью. Обычная будка технического назначения, каких по Москве поставлены многие тысячи. Пройдешь в двух метрах – и не заметишь. Дверь оказалась не заперта. Обшарпанные стены, украшенные рекламным календарем, настолько раскисшим от влаги, что сохранились только кусочки, обильно пропитанные клеем. Рядом диван и шкаф.

Люк, довольно широкий, со спускающимися вниз металлическими скобами, размещался у стены. Сейчас он был открыт, а его крышка – жестяная, с каркасом из бруса – стояла прислоненной к стене.

– Тут у вас что, ведьмарская точка? – подозрительно спросил Сашка.

Фиа приподняла брови, демонстрируя ему неудачность слова:

– Заметь, что для слова «шныры» нет обидного определения! Хотя за сотни лет вполне можно было его придумать. Самовлюбленные типы на летающих лошадках, считающие себя лишенными всего лишь на том основании, что изредка кто-нибудь из них впечатывается в асфальт!

– Прости, – сказал Сашка. – Я не думал, что…

– Точнее не скажешь! – перебила Фиа. – «Я не думал». Ты никогда не думаешь. Извинения принимаются!

Сашка, пораженный внезапным взрывом ее досады, смотрел на Фиа с удивлением.

– Ты вообще ничего не замечаешь вокруг, – продолжала кипеть Фиа. – Сам себя огорчу, сам себе поплачу! Живешь в воображаемом мире, окруженный тем, чего не существует. Не видишь вокруг живых людей, которым ты дорог. Тебе себя так жалко, что на остальных тебе наплевать! Придумываешь какие-то там свои фантазии!