Автор неизвестен Песни - Песни народов Северного Кавказа

Дамалей Широкие Плечи возглавил восстание крепостных крестьян, он вожак «чувячного войска». Княжеские дружины Кабарды бессильны против дерущихся за свободу крепостных, хотя те и одеты плохо и вооружены чем попало. Воодушевленные стремлением к свободе, уверенные в возможности одолеть князей и устроить справедливое общество, крестьяне с беззаветной храбростью участвуют в самых отчаянных схватках и побеждают. И вновь князья прибегают к обману, коварству, к обещаниям и вероломству. И когда крестьянская масса успокаивается, доверившись духовным наставникам народа, князья обезглавливают все движение. И все же образ вождя «чувячного войска» навсегда остался в памяти и народа, и княжеского сословия: для одних он стал символом свободы и подвига во имя свободы народа, для других — пугающим призраком грядущего восстания всех обиженных и обездоленных.

Другие песенные герои не получили столь широкой популярности, но и они были носителями тех же социальных и нравственных идеалов. Адыгский герой Нартуг гордится тем, что хотя он, быть может, за всю свою жизнь ничего путного не сделал, но одна заслуга у него несомненно есть: жестокого князя, притеснителя всех крестьян, он «мечом успокоил». Гордый смельчак из балкарского аула Хулам Бек-Болат решил изгнать из села князя Шакманова, пользовавшегося правом первой ночи и попиравшего человеческое достоинство крестьян. Шакманов, конечно, и не подумал отказаться от своего наследственного права, и Бек-Болат в единоборстве сбросил его со скалы. Герой карачаево-балкарской песни Гапалау, подобно Чермену, вступил в борьбу за права крестьян на землю, но был убит девятью напавшими на него князьями. Имя его осталось в памяти народа и взывало к праведной мести князьям, идущим ради сохранения своих привилегий на любое преступление.

Несколько особняком в этой галерее героев стоит образ старика Атабия, героя карачаево-балкарской песни. Его дочерей князь продал, оставив слепого старца на произвол судьбы. Атабию трудно вынести это, но отомстить в открытом бою он не может: он стар и слеп. Отчаявшись, он идет на самую жестокую расправу: ночью на ощупь он пробрался в спальню княжеских сынков и зарезал их. Здесь индивидуальное мщение, по сути дела, является формой проявления социального протеста.

Среди героических песен, разумеется, было небольшое число и о героях-наездниках, об удальцах, которые совершали набеги, угоняли табуны лошадей, скот и т. п. Старое родовое сознание, которое понятия справедливости и гуманизма распространяло лишь на представителей своего рода, для которого за околицей родового поселения начиналась земля недругов, не считало преступным угон чужого скота. Когда же такие набеги совершались смело и мужественно, то их участники становились героями песен. Однако с развитием национального самосознания, с углублением патриархально-родовых противоречий, обострением сословных конфликтов эти песни потеряли свое былое значение. Истинными героями народной песни остались борцы против сословных привилегий, против феодальных притеснений, против самодержавного насилия. Они были возвеличены в эстетическом сознании народа как носители идеалов свободы, справедливости, добра и мужества в общенациональном масштабе. Патриархально-родовое сознание отошло в прошлое как ограниченное и изжившее себя, уступило место национальным и социальным идеалам новой эпохи.

В песнях о героях, занимающих столь большое место в репертуаре народов Северного Кавказа, народ славил не только своих отважных и благородных сынов, но возвеличил себя, свой творческий дух. Народы Кавказа, как известно, высоко ценили героическое начало в человеческом характере, высоко чтили храбрость, смелость и отвагу. Конечно, горцы в этом смысле не исключение, — везде, где в этом была необходимость, люди воспитывали в своих сыновьях мужество и отвагу. Но в горах Кавказа — на суровой земле и в суровых исторических условиях — героизм был особо необходим. Собственно, мужество никогда и никому не мешало, не было лишней чертой в характере человека, ведь и простая повседневная жизнь требует от человека немалого мужества, необходимого ему не только в бою. Наша обычная мирная жизнь ведь тоже своеобразный «вечный бой». Поэтому мужество всегда останется благороднейшим и драгоценнейшим свойством человека, как и талант, как способность творить жизнь, создавать самого себя по законам красоты. Мужество раздвигает горизонты человеческих дерзаний, освещает душу человека светом гордого непокорства и оптимизма. Без мужества невозможно самоуважение, без него человек давно стал бы ничтожеством. Видимо, так думали горцы Кавказа, и они были правы.

В состав героических песен по праву входят и так называемые абреческие песни, известные у многих народов как разбойничьи. Все они — песни о горестной судьбе и героической борьбе людей, в одиночку осуществлявших в форме индивидуального террора социальную месть порабощенного народа.

Тяжелые условия жизни, невыносимый двойной гнет со стороны местных феодалов и царского самодержавия, заносчивого и продажного чиновничества вынуждали храбрых и свободолюбивых людей вступать в открытую, хотя и безнадежную, борьбу с огромным враждебным миром. Они покидали свои очаги, уходили в горы и леса и посвящали свою жизнь борьбе с врагами. Это были мстители за народные обиды, люди высокой нравственности. Путать их с разбойниками с большой дороги нельзя. Такую репутацию им сознательно создавали царские чиновники, чтобы скомпрометировать их в глазах общественности и оправдать свои репрессивные меры.

Абречество на Кавказе в конце XIX века вообще было развито. Прислужники царизма искали причины разбоя в национальном характере, в нравственной и психологической природе горцев, оправдывая репрессии властей. Коста Хетагуров, защищая горцев от клеветы, утверждал, что причины разбоя — в условиях общественной жизни и материального бытия горцев. Он справедливо считал, что действительным разбоем занимаются в основном представители бывшей знати, «самое ничтожное меньшинство» горцев, «живущее традициями мятежного прошлого». В числе разбойников были, разумеется, и отдельные крестьяне, ибо «безземельные или имеющие ничтожные земельные наделы горцы, не получая никакого дохода с земли для удовлетворения своих насущных жизненный потребностей… в борьбе за существование легко впадают в преступление» [4] Коста Хетагуров, Собр. соч. в пяти томах, т. 4, М.,1960, с. 159. .

Царская администрация на Кавказе была заинтересована в том, чтобы абречество рассматривалось как разбойничество, но это было совершенно иное явление. Выдающиеся абреки, песенные герои, были заступниками бедного крестьянства, грозой местной знати и царского чиновничества. Поэтому власти вели с ними беспощадную борьбу, тогда как с обычными разбойниками входили в сговор: разбойники делились с ними награбленным добром, чиновники отводили от них справедливую кару.