Фольклор - Марийские народные сказки

Подошел к ним Ненчык-патыр и попросил, чтобы приняли ребята его в свою игру.

— Поймай летящую стрелу зубами — тогда примем! — отвечают они.

Выпустил Ненчык-патыр стрелу из лука прямо в синее небо. Унеслась стрела за облака, а как стала падать вниз, то поймал ее Ненчык-патыр зубами.

— Теперь, — говорят ему хозяйские дети, — нырни в эту прорубь, отплыви на середину реки и разломай лед — тогда примем тебя в машу игру!

Нырнул Ненчык-патыр в прорубь, проплыл до середины реки, разбил головой толстый лед и вышел наружу.

— А теперь разбей каменную гору — тогда примем тебя в нашу игру!

Подошел Ненчык-патыр к каменной горе, пнул гору ногой — качнулась каменная гора, пнул в другой раз — посыпались с горы камни. Семь раз пнул — рассыпалась гора в мелкие камешки, но ушла от Ненчык-патыра его богатырская сила.

Рассказали тогда дети своему отцу: нет уже у Ненчык-патыра его богатырской силы.

Обрадовался хозяин и приказал своим слугам вырыть яму глубиной в сорок саженей, а потом схватить Ненчык-патыра, связать его крепко-накрепко и бросить в ту яму.

Одни слуги побежали яму копать, другие набросились на Ненчык-патыра, связали ему крепкими ремнями руки-ноги и кинули в яму.

Лежит Ненчык-патыр в глубокой яме и день, и два, и месяц, смотрит в ясное небо.

Прилетела ворона, села на край ямы.

Говорит Ненчык-патыр вороне:

— Ворона, ворона, слетай к моему отцу, к моей матери! Скажи им, что связали мне руки-ноги крепкими ремнями и бросили в глубокую яму, чтобы я погиб от голода.

Каркнула ворона в ответ:

— Не стану я звать твоего отца, не буду я звать твою мать! Умирай скорее — я тогда выклюю тебе глаза.

Улетела ворона, прилетела сорока.

Стал Ненчык-патыр просить сороку позвать отца с матерью.

— А мне-то какое дело! — ответила сорока. — Не полечу.

Летел мимо белый гусь.

— Эй, белый гусь! — крикнул Ненчык-патыр. — Лети к моему отцу, к моей матери, скажи им, что связали мне руки-ноги крепкими ремнями и бросили в глубокую яму. Хочет богач-хозяин, чтобы я погиб от голода и жажды. Уже недолго жить мне осталось! Пусть идут скорее, пусть приведут жирного быка, пусть принесут острый топор!

Поднялся гусь высоко в небо, полетел к старикам:

— Эй, дедушка! Эй, бабушка! Злые люди бросили вашего сына в глубокую яму. Зовет он вас на помощь. Велит привести жирного быка и принести острый топор!

Заплакали старик со старухой и говорят:

— Не смейся над нами, гусь! Нашего сына нет в живых, погубили его. Остались от Ненчык-патыра одни только косточки…

— Нет, не умер он, — ответил гусь. — Только спешите, уже недолго осталось ему жить.

Поверили старик со старухой гусю, пригнали к глубокой яме, где томился Ненчык-патыр, быка, принесли острый топор.

Увидела старика со старухой ворона, закричала:

— Кар-кар! Идут отец и мать, гонят быка, несут топор. Если съест Ненчык-патыр быка — вернется к нему богатырская сила, и разрубит он топором свои крепкие путы!

Испугался хозяин, приказал слугам:

— Засыпьте яму доверху песком, завалите камнями — пусть Ненчык-патыр задохнется.

А старик уже столкнул в яму быка. Съел Ненчык-патыр быка, и вернулась к нему его богатырская сила.

Стали слуги заваливать яму песком да камнями, а старик уже кинул в яму топор.

Разрубил Ненчык-патыр все путы, поднялся на ноги, вытолкнул песок с камнями и вышел из ямы.

Как увидел Ненчык-патыра жадный хозяин, перепугался, не знает, что делать, где спрятаться.

Побежал богач куда глаза глядят. Попалось ему на пути болото, и потонул он в том болоте.

дин мужик облюбовал себе в лесу место под ржаное поле. Хорошее место — на холме, на южном склоне.

Стал мужик сводить лес, валить деревья, расчищать поляну.

С рассвета дотемна раздавался по лесу стук его топора: тюк да тюк, тюк да тюк.

Сначала он срубил деревья, потом принялся корчевать пни.

А когда подошло время сеять рожь, оглянулся мужик и видит: сил положил много — места расчистил мало. С такого поля не прокормишься. Да еще бревна и пни надо-с поля прочь убрать. Тоже работа нелегкая.

Сидит мужик под елкой и горюет.

Вдруг видит он: но лесу среди черных лип и белых берез, среди желтых сосен и зеленых веток идет кто-то. Вроде бы и человек, да чудной какой-то. Быстро идет, словно ветром его несет. Кафтан на нем алый, широкий, длинные-полы развеваются, белую подкладку кажут.

Приблизился он к мужику, остановился и говорит:

— Удачи тебе, мужик, в твоем деле. А что ты делаешь?

— Лес под поле свожу. Трудился, трудился не покладая рук — расчистил лишь малое место. С такого поля не прокормишься. Да еще надо бревна и пни убрать, тоже работа нелегкая.

— Хочешь, я тебе помогу?

— Помоги, приятель. Вдвоем больше сделаем.

— Я один управлюсь, а ты отойди в сторону.

Мужик отошел в сторону, а тот распахнул свой алый кафтан, взмахнул широкими рукавами на белой подкладке, взмахнул алыми полами.

Стали рукава белым дымом, а полы алым пламенем.

И тотчас же наваленный на поле сушняк задымился, полетели искры, забушевало пламя, охватило и пни, и бревна.

Мужик испугался.

«Высок его дым, остер красный язык, этак он и меня съест, — подумал мужик. — Бежать надо».

Кинулся мужик прочь, да споткнулся о ведро с водой. Ведро опрокинулось, вода разлилась, пламя потухло.

Обернулся мужик, видит: вместо бревен и пней одна серая зола, а на поляне стоит тот, в алом кафтане, в своем прежнем обличье и похваляется:

— Видал, как я с бревнами и пнями управился?

Видал, — отвечает мужик. — Спасибо тебе. Да кто же ты такой будешь?

Я — Огонь. И тебе спасибо, мужик, за угощенье: ведь для меня нет ничего лучше смолистой сосны и белой березы. Теперь ты приходи ко мне в гости. Угощу я тебя тем, чего ты никогда не едал: печеным да вареным.

Полетел Огонь дальше, а мужик распахал ноле и посеял рожь.

Хорошо уродилась рожь. Осенью убрал ее мужик, смолотил, сложил в клеть.

«Теперь можно и в гости сходить», — решил мужик.

Пришел он к Огню:

— Здравствуй, друг Огонь.

— Здравствуй, друг мужик. Садись за стол.

Уселся мужик, а Огонь выставил перед ним горячих блинов жареных да румяных пирогов печеных.

Очень понравились мужику блины и пироги. Правду говорит: жареный, да еще с маслом, и лапоть съешь.

Наелся мужик, завел беседу.

— Что-то ты, друг Огонь, вроде отощал, вроде поменьше ростом стал.

Как тут не отощаешь, когда в доме ни обеда, ни ужина: ни смолистых плах сосновых, ни белых поленьев березовых, ни даже щепы осиновой, — вздохнул Огонь. — Ежели я сегодня не подкреплюсь, то завтра мне придет конец.

— Зачем же тебе, друг, конца ждать? Пойдем ко мне, уж я найду, чем тебя попотчевать.