Чудесный сад

Случилось так, как должно было случиться: вскоре Хамит совсем разорился. Продав остаток своего скота, он пришёл к братьям и объявил, что его стада угнали степные разбойники. Сабит и Габит покачали горестно головами, но, помня предсмертные слова отца, не стали бранить брата, а выделили ему из своих стад достаточно скота, чтобы он мог стать на ноги и прокормить своё семейство. Но через некоторое время всех пастухов того края постигло неслыханное бедствие.

Лето стояло знойное, вся трава выгорела. Началась бескормица. А осенью хлынули дожди, до срока ударил жестокий мороз, земля покрылась льдом. Скотина стала гибнуть от голода и болезней. По всей степи чернели трупы животных. Вот тут-то и пришла пора вспомнить братьям о своём заветном кладе.

Пришли к пещере, раскидали тяжёлые камни, заглянули внутрь: лежит мешочек на том же месте, где и лежал, да только денег в нём поубавилось. Высыпали братья в волнении червонцы в шапку, трижды пересчитали их — и что же? Пропажа налицо: червонцев было не девяносто девять, как говорил отец, а всего шестьдесят шесть.

Растерянные, в молчании сидели сыновья Нуржана над кучкой золота и искоса поглядывали друг на друга.

Сабит сказал:

— Не может того быть, чтобы деньги украл посторонний человек: если бы вор каким-то чудом проведал о спрятанном кладе, он забрал бы всё золото, не оставив и монетки. Значит, кражу совершил один из нас. Но кто же?

— Клянусь, я не брал деньги, — сказал Габит.

— Клянусь, не брал и я, — сказал Хамит.

— Так, стало быть, вы считаете, негодяи, что это дело моих рук! — в гневе вскричал Сабит.

— Кто тебя знает, может, и так! — со злобой проговорил Габит.

Старший брат ринулся на среднего, схватил его за горло, и в сумраке пещеры, как молнии, блеснули ножи.

— Стойте, братья, стойте! — закричал Хамит. — Вы ещё недавно упрекали меня, что я забыл поучения отца, а сами что творите. Выслушайте меня, и покончим дело миром. Ведь сколько бы мы ни враждовали, тайна от этого не раскроется. Возможно, злой дух побывал в пещере и похитил часть золота. Не будем гадать о причинах пропажи. Денег осталось ещё немало: разделим их поровну, как завещал отец, и забудем навсегда эту ссору.

Братья опустили ножи, и Сабит, тяжело дыша, сказал:

— Спасибо тебе, Хамит, что ты уберёг нас от напрасного кровопролития. Горы золота не стоят капли человеческой крови. Но разве возможен отныне мир между нами, если нет больше прежней веры друг к другу? Нет, только премудрый Бельтекей, друг нашего покойного отца, может рассудить и помирить нас. Идём на суд к Бельтекею!

Спустившись с горы, оседлали братья коней и помчались через всю степь туда, где зимовал род Бельтекея.

Даже самый дальний и трудный путь где-нибудь да кончается. На сороковой день прискакали братья к аулу славного Бельтекея. С почётом и радушием принял старец сыновей своего друга, велел подать лучшие кушанья и кумыс.

Мудрец сказал:

— Отдыхайте спокойно до утра. Завтра я разберусь в вашем споре.

Миновала ночь. Рано утром белобородый Бельтекей снова угостил приезжих, а потом сказал:

— Всю ночь я не спал, размышляя о вашем деле. Не могу я поверить, чтобы кто-то из сыновей моего друга Нуржана был вором. Но вы должны доказать свою невиновность, а для этого есть лишь одно средство. Поезжайте сейчас же к могиле отца, разройте её и привезите мне три волоса из бороды покойника, каждый по волоску. Только так вы сможете оправдаться передо мной и друг перед другом.

Задумались братья. Первым нарушил молчание Сабит:

— Я не вор. Но пусть лучше подозрение и вина лягут на мою голову, чем я сделаю то, что вы, почтенный Бельтекей, предлагаете.

— И я тоже не вор, — сказал Габит, — но и я отказываюсь вам повиноваться, почтенный Бельтекей, хоть вы друг нашего отца и годами вдвое старше нас троих.

А Хамит сказал:

— Видно, у братьев моих есть повод опасаться истины. Не вдвоём ли они побывали тайком от меня в пещере? Я тоже не вор, премудрый Бельтекей, вот потому-то я и готов сию минуту отправиться к отцовской могиле и в точности исполнить ваше повеление. Пусть правда восторжествует! — И он сделал шаг к двери.

Тут белобородый Бельтекей протянул вперёд руки ладонями кверху и произнёс внушительно:

— Обожди, юноша, не торопись в дорогу! Правда уже восторжествовала. Это ты, Хамит, украл деньги, ты — и никто другой. Тот, кто готов осквернить могилу отца своего, способен на всё: на воровство и злодейство, на низкий обман и на клятвоотступничество. Чем искупишь ты, несчастный, свой позор и своё преступление?

Бледный, как снег, стоял Хамит перед мудрецом. Уронив голову на грудь и потупив глаза, он выслушал обвинение, а потом, не проронив ни звука и закрывая лицо руками, выбежал вон, вскочил на коня и ускакал в снежную даль.

Никто с той поры не видел его в аулах, не встречал на кочевьях, никто не слышал и не произносил его имени в беседах о прошлых и нынешних днях.

А старшие братья в слезах поблагодарили древнего Бельтекея за мудрый суд и с отцовским золотом вернулись к своим семьям. Никогда больше не было меж ними раздоров, вместе они кочевали и разводили стада, вместе растили детей и внуков и жили долго-долго, пока не кончился и их день с его трудами и заботами, с его радостями и печалями.

Грозен был хан Аблай, грозен, жесток, немилостив. Недаром прозвали его в народе «канишер» — кровопийца. Чрево его всегда было сыто, а глаза вечно голодны, спину ему никогда не сгибала тяжесть, а нравом он был тяжелей скалы, тело его от рождения не ведало холода, а сердце до смерти было как лёд. Он дитя отрывал от матери, невесту от жениха, он у всадника отбирал коня, у пешего — посох, он и дырявый тымак снимал с головы, а с простоволосых снимал голову. Живое и мёртвое, ближнее и дальнее обложил он непосильной данью, требуя плату за корм и бескормицу, за погожие дни и за непогодь, за след верблюда и за дым очага. Говорил народ в горести: «Не уходит весна из страны справедливости, не приходит весна в страну произвола».

Часто Аблай со своим многочисленным войском нападал на соседние земли, и после его кровавых набегов долго в степи не росла трава.

Вернувшись с победой, хан до нового похода проводил время в пирах и забавах, затевал скачки, звериный лов, состязания и в разгульных потехах так же не знал удержу, как в безумных расправах с пленниками и подданными.

Как-то однажды, воротясь с богатой добычей из калмыцких степей, хан раскинул свои юрты в урочище Кокчетау, у подножия скалистых гор, над светлым озером Борабай, и шумно праздновал с воинами победу над враждебным племенем. Тысячу тучных кобылиц и десятки тысяч баранов закололи для пира, а кумыс лился и пенился, как горная река. Опухли языки у акынов от лести, охрипли певцы от хвалебных песен, сорок раз переменили музыканты струны на домбрах и кобызах, а Аблай требовал всё новых и новых развлечений и никак не мог угомониться.