И Будько - Обычаи жатвы северной Псковщины

Широко на Псковщине верили во вредоносную силу. Она и хлебный спор умудрялась забрать, и коровье молоко отнять. Вмешательством извне мотивировали порчу, извод семьи, мор скота. Нечисть воплощалась в разного рода шишках, русалках, нечистиках, огненных змеях. Ими владели колдуньи и волхвы, знающие шептать, говорить. В северных областях Псковщины в связи с уборкой урожая зафиксировано представление о Бабе Яге, Бабе Горбатой, Пожиналке, которая относится по своим характеристикам к «хозяевам», духам растений. «Баба нам хлеб вырастила. Нада Бабу угостить». Баба Яга, она же Баба в красном платке. Кое-где ее относят к нечисти. Соответственно, такую Бабу гонят в лес или на несжатую полосу.

В Перницах (Сланцевский район) есть глубокий разлог с камнем Бабы Яги. Есть и соответствующая фольклористика, которую еще предстоит изучить.

Русалка имела прямое отношение к хлебу, ибо сидела она… во ржи. Так объясняли «нежить» в Пушкиногорье. В Стругокрасненском и Плюсском районах русалка «приближалась» к воде — у нее и хвост рыбий, и живет она в озере, а свои длинные волосы обычно чешет сидя на камне у воды, однако, Пушкин посадил русалку на ветви (не случайно).

Опочецкие за русалок считали «проклятых детей», кои в виде голых девочек с большими когтями и волосами плавали в озере. Снять материно проклятье и вернуть подобных можно было лишь накинув им на шею нательный крест. В д. 3аклинье русалкой считали колдунью, которая пережинала рожь, а так же делала заломы колосков (колдовала). Иные русалки могли выскочить и защекотать прямо в поле, а иные в виде рыжих зверюшек перегрызали соломинки ржи. Этнографы записали «быличку», согласно которой колдунья, не сумевшая передать «свои знания» умерла страшной смертью. А жизненное поле ее было — нива, где пшеница «вся выколосилась», зерна осыпались, остались одни стебли.

Особая активность колдовских сил наступала в период колошения и созревания ржи. Тогда и детей не пускали в поле. Накануне Иванова дня в поле колдуны «и вают, и лают, и вякают, как кошки, всяким манерам». «Веки-веков славитца Иванов день для колдунов». В д. Слудка записали: «Змея колдунам целый анбар наносит хлеба-зярна», — на Иванов день. Поверья о змеях говорят, что змеи эти (черные или огненные) имели петушиный гребень, собачью голову, сам хвост переливался, тело коротко, грудь толстая, а несли они по 40 рублей. Белая змея была круглая. Она выползала на пастбище и сосала молоко коров. Высосанное молоко сносилось как деньги и зерно — колдунам. В Плюсском районе к колдунье в окно летала не змея, а Птица Зорица, «вся золотом горит».

Колдуньи действовали вопреки правилам: жали до созревания ржи, накануне Иванова дня, завязывали узлы из колосьев, пережинали рожь поперек полос или через все поле крест-накрест тонкими полосками в три колоска, скакали голышом на клюке с распущенными волосами, при этом три срезанных колоска бросали в заплечный мешок, а три последующих бросали оземь. Но всегда при этом у колдуньи бывал хлеб, а у хозяина «спора не было». Так верили и сказывали в Гдовских селах: Загорье, Чернёво, Андроновой Горе и Залахтовье. В итоге — «Людям убыток, с рожью плохо, намолото мало, прироста нет» и т. д. Если случайно сжать колдовской узел или залом ржи, то заболят или отнимутся руки, умрет жница, а то и ее семья (д. Полна). Для уничтожения колдовства испорченный участок оставляли нетронутым и сжигали после жатвы.

На противопоставлении человека и нечисти основывалась жатвенная обрядность, ведущей функцией которой становилась защита поля, урожая и жницы, функция оберега.

В псковской традиции несжатую полосу или ниву называли «козой». Отсюда снопы назывались «козленятами» (ср. село Козья Гора). Отстающую жницу дразнили: «На козе осталась! Бе-е-е!» Говорили: «Тяни казу-то свою! Подтягай!» Объяснить представление о зооморфном мифологическом персонаже — козе, сегодня сложно. Возможно, древние подразумевали некую плодовитость женщины и козы. Интересно, что на Псковщине «коза» как персонаж ряжения не встречается. В то же время, коза на селе всегда сзади бежит за хозяйкой (отстает) и жалобно блеет. Возможна какая-то ассоциация с отстающей жницей.

Молодуха, впервые выходившая жать поле со свекровью, одаривала последнюю полотном, преодолевая тем известную отчужденность. Свекровь по такому случаю певала, приплясывая:

Такие сведения получены кроме Гдовщины в Лужском районе, в с. Захонье, за оз. Самро.

В момент первого срезанья (трижды по три колоска) три раза шепотком произносили заговор:

Тот же заговор на яровую жатву вначале звучал:

(Далее по тексту).

Так, произнося — «Ржица матушка», «батюшка Овес», почитали животворящее, родственное человеку начало. В гдовском Усадище кратко заклинали:

Запрещалось жницам заходить на чужую полосу, — сие вредило и называлось — «перерезать спину». «Не хади маёй стороной, спину перережешь, будет спина болеть» (д. Подборовье). Повсеместно садились на первый и на последний сноп, при этом съедалось яйцо или два с хлебом. Иногда снопы складывали крестом, по два или три. Сим приобреталась «споркость» — сила. Потом гулко-гулко кричали три раза:

При этом клали серп под сноп или водили им по земле. В Островцах приговаривали, несколько неприлично:

Очевидна архаичность выражений, обозначающих границы человеческих следов. Нива здесь выступает в роли Бабы (духа растительности).

При жатве известна примета: если в поле будет просев (незасеянный участок), то в семье в этом году будет покойник.

Закончив посев, крестьянин чертил на земле крест; жница, прерывая жатву (на ночь), оставляла на краю поля крест из соломинок. Знак благословения, крест, наносили ножом на горбушку хлеба, прежде чем отрезать первый ломоть (д. Крутое). В Заклинье при начале сева приговаривали: «3аради, Госпади, на всю нишшую братию». Часто первую пястку ржи ставили к иконе.

В деле воспомоществования сельскохозяйственным работам умершим родителям постоянно голосили — в пахоту, боронование, пастьбу, жатву, в лесу, и поле. От Егорьева до Петрова дня, в колошение. Это период кукования кукушки.