Джеймс Роллинс - Последний оракул

– Это древнегреческая монета, – удивленно сказала она. – И вы нашли ее в вашем поле?

Эйб утвердительно кивнул.

– Удивительно! – Элизабет повернула монету к свету костра. – Греки действительно некоторое время правили Пенджабом. А кроме них – персы, арабы, Великие Моголы, афганцы. Александр Македонский одержал победу в великой битве, состоявшейся в этом регионе.

Грей взял другую монету. Его лицо потемнело. Он протянул ее женщине.

– Вы лучше взгляните на эту, Элизабет.

Она взяла монету и внимательно рассмотрела ее. Пальцы Элизабет задрожали. На поверхности монеты было выбито изображение греческого храма с тремя колоннами и темным входом. На фоне храма красовалась большая буква «Е».

– Это же Дельфийский храм! – выдохнула она.

– Точно такую же монету ваш отец украл из музея.

Элизабет силилась понять смысл того, что лежит за всем этим, но утратила способность думать. В ее мозгу словно произошло короткое замыкание.

– Когда… вы впервые показали отцу… эти монеты? – запинаясь, спросила она.

Эйб задумчиво наморщил лоб.

– Точно не помню, но, по-моему, года два назад. Он просил меня спрятать их и хранить в надежном месте. Но, поскольку его больше нет в живых, а вы – его дочь…

Элизабет едва слышала его. Два года назад. Именно тогда отец устроил ее на работу в Дельфийский музей. Элизабет чувствовала, что держит в руке монету, на которую для нее была куплена эта самая работа. Слишком занятой, отец наверняка хотел, чтобы эту загадку распутала она. Элизабет испытала прилив злости, однако, посмотрев на стоявших вокруг нее крестьян, вспомнила о том, как к ним относились соплеменники и как помогал им отец. А может, он просто не мог покинуть их?

И все же он мог хоть что-то рассказать ей, а не держать во мраке неведения!

Если только… он не пытался таким образом защитить ее.

Она тряхнула головой, в которой роились вопросы. Что же происходит? Она попыталась найти ответ на другой стороне монеты. На черной поверхности был расположен символ, который вовсе не выглядел греческим.

Эйб заметил удивленное выражение ее лица и, указав на монету, пояснил:

– Это колесо чакры, древний индуистский символ.

«Но что он делает на древнегреческой монете?» – подумала Элизабет.

– Можно, я взгляну? – спросил Лука.

Он подошел к столу и, перегнувшись через плечо Элизабет, посмотрел на монету. В тот же миг его тело напряглось, а пальцы вцепились в край стола.

– Этот символ… Он изображен на флаге рома.

– Что-о? – изумилась Элизабет.

Лука выпрямился. Он сам был удивлен не меньше.

– Этот образ был выбран потому, что в переводе с санскрита слово «чакра» означает «колесо». Говорят, что он символизирует колесо цыганской кибитки, кочевую жизнь нашего народа и его индийские корни. Однако издавна ходят слухи о том, что этот символ имеет более глубокие и древние корни, связанные с цыганскими племенами.

Пока другие спорили о том, какое все это может иметь значение, Элизабет молча рассматривала монету, чувствуя, что держит ниточку, которая приведет ее к правде. Видимо, заметив в ее лице что-то необычное, Грей подался вперед и спросил:

– В чем дело?

Посмотрев в его глаза цвета стали, она подняла монету и указала на изображение храма.

– После того как отец нашел это, он подергал кое за какие ниточки, чтобы устроить меня в Дельфийский музей. – Она перевернула монету и продемонстрировала символ чакры. – Одновременно с этим он принялся за изучение цыган и того, каким образом они связаны с Индией. Две стороны одной монеты, две линии одного расследования. – Элизабет поставила монету на ребро. – Но что лежит между двумя этими сторонами? Что связывает их?

Элизабет повернулась к Абхи Бханджи. Он рассказал им не все.

– Куда отправился мой отец? – жестким тоном спросила она.

Ответом ей был крик одного из жителей села. Музыка смолкла, но в воздухе продолжал слышаться звук, похожий на далекий стук барабанов, отдававшийся в грудной клетке.

Грей вскочил на ноги.

Ничего не понимая, Элизабет тоже встала и посмотрела в сторону холмов, пытаясь определить направление, откуда исходил звук. Но он, казалось, шел отовсюду. Затем с неба ударил свет.

Вертолеты.

– Все – обратно, к машине! – прокричал Грей.

Эйб что-то завопил на хинди, выкрикивая короткие приказы; мужчины и женщины стали разбегаться в разные стороны. Элизабет закрутило в водовороте тел. Потеряв ориентацию, она оглядывалась по сторонам, пытаясь определить, куда побежали ее товарищи.

Словно пикирующие ястребы, три вертолета метнулись к деревне, а затем разделились и вышли на цель с трех разных сторон. Элизабет бежала, задрав голову к небу. Она споткнулась и стала падать, но в этот момент огромная рука подхватила ее и поставила на ноги.

– Осторожнее, крошка, – пробасил Ковальски и потащил ее за собой.

Он несся вперед, рассекая бушующее вокруг них человеческое безумие, подобно катящемуся с горы валуну.

Расположившись по периметру поселка, вертолеты зависли. Из дверей были выброшены веревки, и, раньше чем их концы долетели до земли, по ним заскользили черные, обвешанные оружием фигуры в шлемах.

Им ни за что не добежать до машины!

20 часов 38 минут

Припять, Украина

Николай закрыл сотовый телефон. Итак, одной проблемой меньше. Он пошел по коридору к залу приемов. Оттуда гремела музыка. Звучали фрагменты оперы русского композитора Римского-Корсакова «Снегурочка».

Он провел ладонями по бокам своего смокинга. Николай один был облачен в столь экстравагантный наряд, остальные пришли в обычных деловых костюмах. Этот кашемировый смокинг от Бриони, с шелковыми лацканами и на одной пуговице, он приобрел в Милане, а выбор его был продиктован тем, что в тридцатые и сороковые годы точно такой же носил герцог Виндзорский. Этот аристократический наряд не очень вязался с стилистикой речей Николая, но он подправил свой облик, отказавшись от галстука-бабочки, который также плохо сочетался с его коротко подстриженной бородкой, и повязал вместо него шелковый плиссированный галстук с заколкой из бриллианта в оправе русского серебра.

Сознавая, что прекрасно выглядит, Николай вошел в бальную залу.

Новые мраморные полы сияли в свете дюжины хрустальных люстр «Баккара», бесплатно предоставленных этой фирмой в связи со столь знаменательным событием. Столы расставили кругом, а пустое место внутри было предназначено для танцев. Сейчас там никого не было, но настоящие «танцы» уже начались. Толпа, подобно закипающей похлебке, клубилась медленными водоворотами, в центре каждого из которых находилась та или иная важная политическая персона. На нее были обращены взгляды окружающих, жаждущих благосклонного кивка, ожидающих подходящего момента для того, чтобы обменяться хотя бы парой слов, шепнуть что-то на ухо.