Рэйчел Кейн - Принц Теней

– Где она?

– Где кто?

– Ведьма, – отрезал я и вытащил кинжал. Я не угрожал ему, я только держал его в руке. Но монах быстро взглянул мне в лицо, освещенное пламенем единственной горящей свечи. – Я все равно найду ее.

– Ведьма? Ну что вы, синьор, она вовсе не ведьма, а просто женщина, которая знает толк в травах и лекарствах, недавно приехала к нам в город, чтобы разобраться в смерти кузена…

Я повернул кинжал таким образом, чтобы свет от свечи отразился в нем серебряной линией. Монах посмотрел на него нервным взглядом, потом снова перевел взгляд на меня.

– Подумайте как следует, святой отец. Сегодня и так было слишком много смертей. Мне не хотелось бы увеличивать их количество.

Он облизнул губы и попятился к двери, но Паоло встал перед ней, преградив ему путь.

– Вы осмеливаетесь угрожать мне, молодой человек?

– Где она?

– В Писании сказано, что месть – дело Господа…

– Иногда людям приходится брать на себя обязанности Господа. Где она? – я схватил его за край его рясы и притянул к себе. Кинжал я не поднимал, так что у моей бессмертной души еще оставался шанс, пусть и маленький, на спасение. – Говорите, святой отец, или мне придется развязать вам язык другими способами.

– Я здесь, – раздался тихий голос, и из маленького, скрытого за развешанной одеждой алькова вышла сама ведьма. – Я здесь, синьор, пожалуйста, не трогайте его.

Она была ниже ростом, чем я помнил, и гораздо смелее. Ей пришлось задрать подбородок кверху, чтобы дерзко ответить на мой взгляд. И она сейчас была похожа не на ведьму, а скорее на святую, готовую к мукам, подумал я про себя.

Я отпустил монаха, но нож все-таки держал наготове. Ведьмы – непредсказуемые существа: конечно, если она захочет меня убить, она вполне может сделать это на расстоянии, силой магии, а потом просто исчезнет в облаке дыма – по крайней мере, так говорят. Впрочем, я не думал, что она так уж могущественна.

Она подняла пустые руки и медленно села на низкий стул, сложив руки на коленях. Выглядела она сейчас намного старше Розалины и намного более хрупкой – настолько, что, казалось, любой сильный порыв ветра мог бы сломать ее и она рассыпалась бы на отдельные косточки. И при этом я ведь помнил, что у нее хватало сил держать и переворачивать довольно крупного и тяжелого Меркуцио, когда она промывала ему раны.

Я внимательно смотрел на ее лицо, умное и усталое.

– Я ждала, что вы вернетесь, – начала она. – Я думала, что вы давно все знаете.

– Слишком много событий, – ответил я. – Моего друга убили, моего кузена выслали из города, мою сестру убили прямо на пороге церкви в день ее свадьбы… У меня не было времени подумать о вас. А сегодня я вдруг вспомнил, что «любовь – это проклятие»…

Она вздрогнула, сплела пальцы рук, лежащих на коленях, но не отвела взгляд. И даже, кажется, еще чуть выше подняла подбородок.

– Она может быть проклятием, если ее воспринимать таким образом, – ответила она. – Для Меркуцио это было ясно как день. Иногда любовь не приносит ничего, кроме боли, – но в этом виновата не сама любовь, а тот, кто любит, мы сами. Он знал это. Он ненавидел всех тех, кто стоял там и бездействовал, – но он не хотел проклинать вас лично. Только виновных.

Я вдруг понял, что инстинктивно верчу кинжал в руках – вероятно, для того, чтобы удержаться от искушения и не всадить его ей в горло.

– Расскажи мне все, – потребовал я.

В комнате больше не было стульев, только незастеленная кровать с плетеным днищем, но я отбросил брезгливость и взгромоздился на это ненадежное сооружение. Ведьма посмотрела на меня, затем на отца Лоренцо, а потом склонила голову.

– Святой отец тут ни при чем, – сказала она. – Он пришел сюда за травами и настойками, в этом нет ничего греховного. Может быть, вы позволите ему уйти?

– Нет, – отрезал я, чем сильно огорчил монаха, который уже воспрял было духом. – Мне нужно, чтобы он тоже слышал. А теперь – признавайся во всем, ведьма. Расскажи мне о вашем сговоре с Меркуцио.

Она облизала губы и начала тихим голосом – таким тихим, что мне пришлось наклониться, чтобы расслышать ее.

– Смерть моего кузена его сломила, – сказала она. – Он всегда верил… верил, что каким-то образом им удастся быть вместе. И когда случилось то, что случилось, когда моего кузена так жестоко убили у него на глазах… дух вашего друга был сломлен, вера была сломлена, синьор, – и это можно понять. Ведь он умолял . Он умолял своего отца о пощаде, но… его не послушали. Как же мог он не чувствовать ненависти?

– К отцу – конечно. К тем, кто накидывал веревку на шею бедного парня, – возможно. Но почему мы ?!

– Ненавидеть своего отца – это большой грех, – вмешался неожиданно брат Лоренцо. – И Меркуцио пытался простить его, оправдать, как и положено любящему сыну. Возможно, он просто не мог проклясть его.

– Очень жаль, – заметил я. – Потому что никто больше его отца этого не заслуживал, – я сверлил женщину немигающим взглядом. – Продолжай.

– Он… он думал, что это виноваты Капулетти, синьор, а Капулетти – это ваши кровные враги. Он хотел отомстить им.

– Но почему же он говорил «на оба ваши дома»?!

– Потому что… – женщина колебалась, потом покачала головой. – Потому что мы накладывали проклятие на Капулетти, но при этом говорили: «дом того, кто предал нас». Так что если это были не Капулетти, кто-то другой…

– …Тогда проклятие падает на нас обоих, – закончил я и сцепил похолодевшие пальцы.

Какая нелепая путаница, и сколько она принесла боли и страданий!

– Как отменить действие проклятия?

– Отменить, синьор? – Она, казалось, была поражена и испугана этим вопросом.

– Да, отменить, чтобы больше не было смертей из-за него, совсем отменить! – Я схватил ее за плечи и заставил взглянуть мне в глаза: она вздрогнула, а я вспомнил, что они у меня непривычного для большинства цвета. Впрочем, все равно – я ведь и сам был на волосок от гибели из-за этого проклятия. – Как это сделать?!

– Если я скажу вам… тогда вы будете знать, как наложить проклятие на меня, – сказала она еле слышно.

Брат Лоренцо побледнел и перекрестился – теперь он наконец отчетливо понял, что связался с настоящей ведьмой.

– Вы должны поклясться, что не будете наказывать меня за это. Я делала только то, о чем просил Меркуцио.

Я уже терял терпение, у меня руки чесались выбить из нее все силой. Женщина, должно быть, увидела это на моем лице, потому что вздрогнула и зачастила:

– Оно складывается из трех частей, и каждую нужно уничтожить отдельно.

– Какие еще три части?

– Вера, разум, плоть, – проговорила ведьма и огляделась по сторонам. – Вы видели ту часть, что символизирует собой плоть, – я сама ее рисовала.

Те письмена чернилами, что я мельком видел на груди Меркуцио.