Колин Маккалоу - Путь Моргана

За следующие несколько дней не произошло почти ничего, только семь медлительных кораблей на удивление быстро догнали «рысаков»: их принесли те же самые сильные ветры, они пережили столько же штормов. Все корабли покачивались на волнах, стоя на якоре, на палубах толпились пассажиры. Те, у кого имелись подзорные трубы, не сводили глаз с пехотинцев на берегу, морских офицеров, нескольких каторжников и многочисленных туземцев. Но деятельность здесь отнюдь не была бурной. Ходили слухи, что губернатор нашел Ботани-Бей неподходящим местом для столь важного эксперимента и отправился в шлюпке в ближайший Порт-Джексон, который капитан Кук отметил на картах, но не посетил.

Осмотрев берега Ботани-Бей, Ричард пришел к тому же выводу, что и остальные каторжники и вольные путешественники. Жуткое место – таков был всеобщий вердикт. В таких заливах не доводилось бывать ни матросам, ни даже самому Стивену Доновану. Местность была донельзя ровной, унылой, песчаной, болотистой, неприветливой и бесплодной. Обитатели тюремного помещения «Александера» сравнивали берега Ботани-Бей с гигантским кладбищем.

Наконец было решено основать поселение не в Ботани-Бей, а в Порт-Джексоне. Корабли приготовились к отплытию, но тут поднялись встречные ветры, а через узкую косу перекатывались такие бурные волны, что о предстоящем плавании пришлось на время забыть. И вдруг – о чудо! – у входа в гавань появились два огромных судна.

– Странное совпадение! Такое же странное, как если бы при дворе русской императрицы встретились два ирландских крестьянина, – заметил Донован, который пользовался подзорной трубой вместе с капитаном Синклером и мистером Лонгом.

– Это английские корабли? – спросил Джимми Прайс.

– Нет, французские. Кажется, экспедиция графа де Лаперуза. Это корабли третьего ранга – вот почему они такие громадные. Один из них называется «Буссоль», а второй – «Астролябия». Воображаю, как они изумились, увидев нас: Лаперуз покинул Францию в тысяча семьсот восемьдесят пятом году, задолго до того, как была задумана наша экспедиция. А может, они узнали о нас в пути. Год назад суда Лаперуза сочли пропавшими без вести. А они вот где!

Еще одна попытка выйти из залива Ботани-Бей была предпринята на следующий день, и она тоже оказалась неудачной. Два французских корабля скрылись из виду: ветер отнес их на юг, далеко в море. На закате «Запасу» удалось преодолеть полосу прибоя и взять курс на север, где в десяти-одиннадцати милях от Ботани-Бей находился Порт-Джексон. А остальные подопечные губернатора Филлипа провели еще одну ночь в «чистилище».

К утру задул зюйд-ост. Французские корабли «Буссоль» и «Астролябия» наконец-то вошли в залив, а десять кораблей английского флота подняли якоря и направились к выходу в открытое море. «Сириус», «Александер», «Скарборо», «Борроудейл», «Фишберн», «Золотая роща» и «Леди Пенрин» успешно обогнули косу. Но злополучная «Дружба» сманеврировала неудачно: ее отнесло к самым скалам, и она столкнулась с «Принцем Уэльским». «Дружба» лишилась утлегаря и в довершение несчастий врезалась в корму «Шарлотты». Потеряв большую часть надстройки, «Шарлотта» чуть не села на мель.

За этим хаосом с некоторым злорадством наблюдала команда «Александера», поднимающая паруса, чтобы воспользоваться зюйд-остом. День выдался жарким и ясным, с левого борта открывался завораживающий вид. Желтые пляжи в форме полумесяца, отороченные пеной прибоя, чередовались с красновато-желтыми скалами, которые с каждой милей становились все выше. Пышные и сочные заросли, гораздо более яркие, чем в Ботани-Бей, подступали вплотную к пляжам, в небо поднимались струйки дыма многочисленных костров. А потом впереди показались два грозных четырехсотфутовых бастиона, а между ними – пролив шириной в милю. «Александер» плыл прямиком в страну чудес.

– А вот это – другое дело! – одобрительно воскликнул Недди Перрот.

– Будь в Бристоле такая гавань, он стал бы величайшим портом Европы, – добавил Аарон Дэвис. – Здесь при любом ветре хватило бы места тысяче кораблей.

Ричард промолчал, но на сердце у него стало легче. Деревья на берегах гавани были ярко-зелеными, очень высокими и развесистыми, их овевала прозрачная голубоватая дымка. До чего же причудливо выглядели эти деревья! Их стволы были высокими и крепкими, а листья – немногочисленными, но огромными, узкими, напоминающими изодранные флаги. Маленькие песчаные бухточки располагались с северной и южной сторон гавани, а прямо по курсу корабля ее берега были совсем низкими, если не считать одного холма напротив входа в гавань. Суда свернули в южную бухту, напоминавшую очень длинный и широкий рукав, и, пройдя по ней шесть миль, увидели у берега «Запас». Бросать якорь здесь было незачем – по крайней мере с самого начала. Корабли почти не качались на воде, тросы привязали к прибрежным деревьям. Бухта была глубокой и спокойной, вода в ней – прозрачной, как в океане, изобиловавшей мелкой рыбешкой.

На закате солнце стало похожим на огненный диск, и моряки определили, что завтрашний день будет ясным, но ветреным. Как всегда в суматохе, каторжников с «Александера» накормили только поздно вечером.

Ричард ни с кем не делился своими мыслями, понимая, что даже Уилл Коннелли, самый сообразительный из товарищей, слишком наивен. Как собеседник он не шел ни в какое сравнение со Стивеном Донованом. Порт-Джексон казался Ричарду райским уголком, красота которого вскоре поблекнет, а не землей, истекающей молоком и медом.

Беспорядочная высадка на берег началась двадцать восьмого января. Никто не знал, куда идти и что делать, и потому толпы каторжников растерянно стояли на берегу, сложив вещи у ног, впервые за целый год ощущая под ногами твердую почву. Суша была негостеприимной: ее покачивало, она шаталась, дрожала, зыбилась. Подобно всем тем, кто не страдал морской болезнью, Ричард мучился тошнотой на протяжении шести недель после высадки на берег. Только теперь он понял, почему на суше моряки передвигаются вразвалку, широкими и неуверенными шагами, точно пьяные.

Морские пехотинцы были так же растеряны, как и каторжники, и в замешательстве слонялись по берегу, пока кто-нибудь из морских офицеров не повышал голос и не указывал им, куда идти. Наконец Ричарду, его девяти подопечным и сотне других каторжников приказали разбить лагерь на сравнительно ровной, окруженной деревьями поляне у восточного берега бухты.

– Начинайте строить укрытия, – отдал невнятный приказ младший лейтенант Ральф Кларк, безмятежно счастливый оттого, что он очутился на твердой земле.

Но как выполнить это распоряжение? Ричард задумался, остановившись на поляне, поросшей жесткой желтоватой травой с разбросанными по ней каменными глыбами. Остальные каторжники с «Александера» тоже пребывали в замешательстве. «Как мы будем строить эти самые укрытия? У нас нет ни топоров, ни пил, ни ножей, ни гвоздей», – рассуждал Ричард. Но вот на поляну вышел один из пехотинцев с дюжиной топоров. Один из них достался Тэффи Эдмундсу. Тот неуверенно сжал рукоятку топора и беспомощно воззрился на Ричарда.