Джеймс Клавелл - Сегун. Книга 3

Его сын собрался встать.

– Нет! Я приказываю тебе оставаться здесь! – отчеканил старик. Он в последний раз поклонился Торанаге, встал и с большим достоинством покинул зал. Многие нервно задвигались, но всеобщее волнение и шум снова были перекрыты хриплым голосом Торанаги:

– Может, кто-то еще хочет обвинить меня в измене? Кто осмеливается нарушить бусидо? Кто решится пойти против сюзерена?

– Прошу простить меня, господин. – Исаму, старый советник, произнес это совершенно спокойно. – Но я вынужден сказать, что, собираясь в Осаку, вы изменяете вашим предкам.

– В тот день, когда я поеду в Осаку, вы покинете эту землю.

Седой человек вежливо поклонился:

– Да, господин.

Торанага безжалостно оглядел всех присутствующих. Кое-кто заерзал под его пронизывающим взглядом и поднял на него глаза. Самурай, который много лет назад утратил желание воевать, обрил голову, ушел в буддийские монахи и теперь был гражданским чином, безмолвствовал во власти страха, который он отчаянно пытался скрыть.

– Чего вы боитесь, Нумата-сан?

– Ничего, господин. – Тот опустил глаза.

– Хорошо. Тогда пойдите и совершите сэппуку: вы – лжец, и ваш страх отравляет здесь воздух.

Нумата всхлипнул и спотыкаясь побрел к дверям. Ужас охватил присутствующих. Торанага смотрел и ждал. Воздух стал плотным, слабое потрескивание факелов в наступившей тишине казалось неестественно громким. Судара повернулся к отцу и поклонился – он знал, что это его долг, что на нем лежит ответственность.

– Пожалуйста, господин, можно мне почтительно сделать заявление?

– Какое заявление?

– Господин, я считаю, что нет… что здесь больше нет изменников и что больше не будет из…

– Я не разделяю твоего мнения.

– Пожалуйста, простите меня, господин, вы знаете, я повинуюсь вам. Мы все повинуемся вам. Мы стремимся только к лучшему.

– Что лучше – мне решать. Что я решу, то и есть самое лучшее.

Судара беспомощно поклонился в знак согласия и умолк. Торанага, казалось, забыл о нем, его речь, как и его взгляд, была непреклонна:

– Ты больше не будешь моим наследником.

Судара побледнел. Торанага ослабил напряжение, повисшее в воздухе, словами:

– Я здесь сюзерен. – Он выждал минуту, затем в полной тишине встал и с надменным видом покинул залу собраний, дверь за ним закрылась. Каждый беспомощно пытался нащупать несуществующую рукоятку меча, но никто не покинул своего места.

– Сегодня… Сегодня утром я слышал от нашего главнокомандующего, – заговорил наконец Судара, – что господин Хиромацу будет здесь через несколько дней. Я хочу… Я буду говорить с ним. Молчите, будьте терпеливы, храните верность нашему сюзерену. А сейчас давайте пойдем и отдадим последние почести господину Сэрате Кёсио.

Торанага поднимался по лестнице. Одиночество поглотило его. На самом верху он остановился и на мгновение припал к стене, тяжело дыша. В груди его разливалась боль, он попытался растереть грудину, чтобы хоть немножко ослабить резь.

– Это только нехватка физических упражнений, – пробормотал он, – только слабость, вот и все.

Отдохнув, он тронулся дальше.

Он ясно и безжалостно сознавал: опасность велика. Измена и страх заразительны, и то и другое следует искоренять в зародыше без всякой жалости. И все равно ты не можешь быть уверен, что вырвал крамолу с корнем. Да, игра, которую он затеял, не детская забава. Слабый – пища для сильного, сильный – добыча для очень сильного. Если бы Судара публично заявил, что берет власть в свои руки, он, Торанага, был бы бессилен что-либо сделать. Пока не ответит Дзатаки, ему остается только ждать.

Он закрыл и запер дверь, подошел к окну: внизу его военачальники и советники расходились по домам. Город за стенами крепости лежал почти в полной темноте, луна едва проглядывала сквозь облака и туман, ночь была спокойная, глухая. Ему казалось, что с небес на него опускается его судьба.

Блэкторн в одиночестве грелся на утреннем солнышке в углу сада перед гостевым домиком, строил воздушные замки, позабыв о словаре, который держал в руках. День был прекрасный, безоблачный – первый такой за много недель – и пятый с тех пор, как он последний раз видел Торанагу. Все это время капитан провел в стенах замка, не имея возможности видеть Марико, навестить свой корабль или команду, посмотреть город, поохотиться, проехаться на лошади. Раз в день он плавал в одном из крепостных рвов вместе с самураями и убивал время, обучая плаванию и нырянию тех, кто этого не умел. Но ожидание не становилось легче.

– Простите, Андзин-сан, но сейчас все в том же положении, – успокоила его Марико вчера, когда он случайно встретил ее в замке. – Даже господин Хиромацу вынужден ждать. Вот уже два дня как он приехал, а все еще не видел господина Торанагу. К нему никого не допускают.

– Но это важно, Марико-сан. Я думал, он понимает, что дорог каждый день. А нельзя ли передать ему письмо?

– О да, Андзин-сан, это как раз просто. Вы только напишите. Если скажете мне, что хотите передать, я напишу для вас. Все, кто хочет получить аудиенцию, вынуждены писать ему – таков теперь порядок. Пожалуйста, потерпите – ничего другого не остается.

– Тогда, пожалуйста, попросите его о встрече. Я буду признателен…

– Не беспокойтесь, я сделаю это с удовольствием.

– Где вы сейчас? Уже четыре дня, как я вас не видел.

– Пожалуйста, извините меня, но я должна столько всего переделать. Это… Я уже с ног валюсь: столько приготовлений…

– Что происходит? Весь замок вот уже целую неделю гудит словно потревоженный улей.

– Ох, простите, все прекрасно, Андзин-сан.

– Да? Извините, но командующий одной из армий и важный сановник совершили сэппуку во дворе перед главной башней. Это нормально? Господин Торанага затворился от всех, заставляя приближенных ждать без видимых причин. Это в порядке вещей? А что с господином Хиромацу?

– Господин Торанага – наш повелитель. Все, что он делает, правильно.

– А вы, Марико-сан? Почему я не вижу вас?

– Прошу извинить меня, но господин Торанага приказал мне предоставить вас вашим занятиям. Я сегодня навещу вашу наложницу, Андзин-сан, но не должна навещать вас.

– Почему он возражает против наших встреч?

– По одной причине, мне кажется: чтобы заставить вас говорить только на нашем языке. Это продлится всего несколько дней, не так ли?

– Когда вы едете в Осаку?

– Не знаю. Я думала выехать три дня назад, но господин Торанага еще не подписал мой пропуск. Я уже договорилась о носильщиках и лошадях и ежедневно отдаю подорожную на подпись письмоводителю, но ее всегда возвращают со словами: «Принесите завтра».

– Думаю, я отправлюсь в Осаку морем. Он не говорил, чтобы я взял вас с собой?