Гэри Дженнингс - Ярость ацтека

Но мой противник оказался крепче, чем казалось. Он толкнул меня, приложив о стену, и тогда я, выпустив его левую руку, как следует шарахнул Балтара сбоку кулаком по голове. И опять же, то ли мне не удалось вложить в удар всю силу, то ли голова у него оказалась слишком крепкой, да только мой кулак отскочил, а он принялся молотить меня кулаком своей высвободившейся руки. Все еще удерживая его руку с ножом, я согнул колени и оттолкнулся от стены позади меня, снова направляя его к перилам. На сей раз толчок удался: Балтар ударился об ограждение своим толстым задом, перила с треском проломились, и я почувствовал, как мой противник валится с балкона... Беда в том, что, падая, Балтар ухватился за мою рубашку и увлек меня за собой.

Я летел, нет, падал как камень. Когда мы свалились во тьму проулка, раздался истошный крик: уж не знаю, кто из нас кричал – я или этот ублюдок инквизитор. А может быть, это обе наши души вопили в ужасе.

Я так навернулся, что с трудом мог дышать, и долгое время чувствовал себя так, словно утонул в море черных чернил. Потом, сделав над собой нечеловеческое усилие, я все-таки заставил себя подняться с земли и, шатаясь, запнулся обо что-то, валявшееся под ногами. Это оказался чертов святоша: похоже, он грохнулся прямо подо мной и смягчил мое падение. Когда я споткнулся о Балтара, он не шелохнулся. Я пнул его ногой. Ничего.

– Очень надеюсь, что твоя бессмертная душа горит в адском огне, – сказал я бесчувственному телу.

* * *

На следующее утро я в назначенный час появился в кабинете полковника Рамиреса. Хотя после падения все тело мое, покрытое массой синяков и ушибов, чертовски болело, однако я вполне успешно изображал энтузиазм: вот, дескать, я бодр и готов отбыть для выполнения опасной миссии на благо своей любимой родины.

– У меня ужасная новость, Карлос. С вашим другом, священником, который спас вам жизнь, случилось ужасное несчастье.

– Что такое, сеньор?

– Он упал с балкона гостиницы. Бедняга при смерти.

– Он еще жив?

– Вижу по вашей реакции, что вы потрясены этой новостью. Нет, брат Балтар не умер, но он вряд ли проживет до конца дня.

– Надеюсь, что так.

– Что, простите?

– Я хочу сказать, что если мой дорогой друг получил столь тяжкие увечья, то лучше бы ему отойти в мир иной без мучений.

– Да. Я понимаю, что вы будете горько оплакивать незабвенного друга, спасшего вас от орды дикарей. Жаль, что не могу отпустить вас к его одру попрощаться: рыбачья лодка уже ждет, и с приливом вам нужно отчалить.

Полковник вышел из-за стола и похлопал меня по плечу.

– Не переживайте, Карлос. Брат Балтар без сознания и не узнает, что вас не было у его смертного ложа. Ну а когда он отдаст Богу душу, я позабочусь, чтобы этого достойного человека похоронили так, как он того заслуживает.

Я перекрестился.

– Да пошлет Господь его душу в то место, которое он заслужил всей своею жизнью.

Я вышел из кабинета Рамиреса и уже покидал прихожую, когда полковник, выглянув из дверей, окликнул меня:

– Да, чуть не забыл сказать. В Барселоне вас ожидает сюрприз.

¡Аy de mí!

Не хватит ли с меня сюрпризов?

Рыбацкое судно называлось «Морской кот». Видели бы вы его команду: настоящие gatos del mar, морские коты. Как раз в тот момент, когда я подошел поближе, какая-то женщина на носу корабля бесстыдно задрала юбку, подставив морскому бризу интимные части своего тела. Заметив мое изумление, матрос, чинивший на пристани сеть, усмехнулся и пояснил:

– Это возлюбленная нашего капитана. Говорят, что брать женщину в плавание – дурная примета, хотя вообще-то все обстоит наоборот. Если женщина даст морю полюбоваться тем, что у нее между ног, это умиротворит стихию и плавание будет спокойным.

– Ну что ж, остается надеяться, что жена нашего капитана сумела задобрить море, – заметил я.

– Она ему не жена, а подружка. Жена его в Барселоне, и она успокоит море, когда мы поплывем обратно.

Да уж, судя по всему, этот капитан был настоящим мужчиной вроде меня.

Я стоял в стороне, пока капитан и его команда из трех моряков занимались своими палубными делами.

Матрос, с которым я говорил на пристани, сошел в Кадисе на берег, а я занял его место: переоделся в его платье, получил его бумаги и все такое прочее. Выбор пал на него не случайно: мы с этим моряком были примерно одного роста и телосложения.

Временами я задумывался о том, осудил бы или нет меня Карлос. Сам-то он, если бы только остался в живых, непременно вернулся бы в Испанию и вступил в партизанский отряд, тут и гадать нечего. Я был обязан этому человеку своей жизнью, хотя наверняка кое-кто сказал бы, что моя никчемная жизнь – не столь уж великая ценность. Однако борьба за независимость Испании совершенно меня не вдохновляла. Инстинкт самосохранения, вкупе с ударами судьбы и обидами, которые мне довелось претерпеть от испанцев, сделали меня одиноким волком.

Я размышлял над тем, как жестока и несправедлива порой бывает жизнь, когда кто-то позади меня произнес:

– Они все уже вторгались в Испанию, и не раз.

Я обернулся и увидел капитана.

– О чем вы говорите, сеньор? Кто вторгался?

– Финикийцы, греки, карфагеняне, римляне, орды варваров, мавры, а вот теперь еще и французы. На протяжении тысячелетий Иберийский полуостров переживал вторжение за вторжением. Но мы всегда давали отпор тем, кто пытался нас поработить.

– История человечества вообще изобилует войнами и завоеваниями, – заметил я.

– Прошу прощения, просто я заметил, что сеньор задумался о судьбе нашего великого народа. Можете не сомневаться, мы в очередной раз прогоним захватчиков. Не стоит бояться этих французишек – не они первые и наверняка не они последние. Мы, испанцы, сильны и отважны. Ни один народ не испытал такого количества нашествий, да только никому еще не удалось – и впредь не удастся – подчинить нас чужой воле.

И капитан вкратце обрисовал мне ситуацию в Каталонии. По его словам, французы контролировали Барселону лишь потому, что власти Испании дали им возможность разместить многочисленный вооруженный гарнизон в могучей крепости в самом сердце города; но зато в провинции бесстрашные somaténs , местные партизаны, заставляли землю гореть под ногами оккупантов. Заодно я узнал, что население Барселоны приближалось к ста пятидесяти тысячам человек, то есть было почти таким же, как в Мехико.

Капитан говорил со мной по-каталански, и, беседуя с ним, я постепенно вспоминал этот язык.

– Для борцов за свободу, таких как Миланс дель Бош, – рассказывал капитан, – «sоmaténs» стало также боевым кличем. А да будет вам известно, что не одни только партизаны наносят врагу урон своими налетами. У нас есть самые настоящие воинские подразделения, которые бьют французов в поле, в открытом бою. Недавно французский генерал, командующий силами Наполеона в Каталонии, выступил из города с большим войском, намереваясь полностью покорить провинцию, но ему задали такую трепку, что он, поджав хвост, удрал обратно в Барселону, под защиту высоких стен.