Иван Кудишин - Вне Времени

Моим киевским друзьям.

…Сева заметил навязчивое внимание к их персонам на третий час полета. Боинг-747 авиакомпании "Транс Оушеник Экспресс", вылетев из Грэндтайда, находился над Тихим океаном. До Токио оставалось еще около трех часов, а затем – еще девять до Москвы. Рыжий Лестер и Ринки дружно спали, утомившись от бездарного японского боевика, который крутили по видео. Совсем, было, собравшись сходить в самолетный зал игровых автоматов (незаменимая штука при дальних перелетах), Сева вытащил, насколько это позволяли кресла в туристском классе, свои длинные ноги в проход, но вдруг почувствовал беспокойство. Оглянувшись, он зацепил взглядом престранную фигуру, всем своим обликом выделявшуюся из общей массы пассажиров – сэнгеров и японцев, большинство из которых должно было сойти в Токио. Немного позади Севы в соседнем ряду кресел, у самого прохода вольготно расположилась в одиночку на пустом ряду сидений худая, как жердь, бабуля в вязаной ядовито-синей кофте и пестрой необъятной цыганской юбке. В отличие от своих соседей, пожилой сэнгамонской четы, одетой во все яркое, но подобранное со вкусом и аккуратное, в облике бабули была некая типично русская расхлябанность, незавершенность, что ли. Полуприкрыв глаза, тяжелые морщинистые веки которых, казалось, были поддернуты за середину невидимой бечевкой, бабуля сверлила Севин затылок нескромным взглядом. "Русская? – подумал Сева – Или цыганка… Не похоже, правда. Да уж, с такой внешностью никакая пластическая операция не поможет. Однако взглядец у старушенции! Дырку в голове запросто проглядит… В Штатах за подобное навязчивое рассматривание можно и под суд загреметь."

Стюардесса, грациозная и ненавязчиво-услужливая японочка, дежурно улыбаясь, подкатила к Севе тележку с напитками. Взяв банку японского рисового пива, молодой человек опрокинул ее в себя, крякнул от удовольствия и ему стало совершенно и не до игровых автоматов, и не до странной старушенции. Еще раз взглянув на огненную шевелюру своего приятеля и очаровательные нежные профили его жены (жен?), Сева улыбнулся и закрыл глаза…

…В девяносто втором году он, Всеволод Катков, выпускник авиационного института, получил грант на обучение в аспирантуре Грэндтайдского университета. Будучи программистом от Бога, Сева вскоре после приезда в Сэнгамон имел повышенную стипендию и неплохой дополнительный заработок. Это позволило бы ему переждать на относительно безопасных и благополучных тихоокеанских островах смутное время, которое началось на его родине после того, как великая советская империя развалилась, и вернуться в Россию состоятельным человеком.

Севе очень нравились веселые, жизнерадостные и приветливые сэнгеры, принявшие чужака из России в свою среду, как родного. Никакой ксенофобии, зависти к незаурядным Севиным талантам, взглядов свысока на пришельца из стремительно обнищавшей страны – ничего из того, к чему морально готовился молодой человек перед отъездом на другой конец земного шара. За месяц – полтора Сева усовершенствовал свой английский до такой степени, что его стали принимать за урожденного сэнгера. На ностальгию времени почти не оставалось: работы по аспирантским делам было море, а в промежутках Сева чинил и собирал компьютеры в университете, налаживал сети, устанавливал новые программы. Да и, если честно, не мучила его ностальгия и в свободное время: райский климат, круглогодично теплый океан, плескавшийся буквально под окошком, наличие неплохих денег в кармане, отсутствие постоянно нависавшей дамокловым мечом необходимости думать о том, что будет завтра, и всеобщая доброжелательность окружающих были вполне по душе Севе.

Однажды, когда русский аспирант уже стал известен своими компьютерными достижениями во всем университете, знакомый попросил его установить на компьютер и отладить программу в общежитии филологического факультета. На двери комнаты – "семейки" значилось: "Э. и М. Либстер, Л. Шерман". Удивившись подобному сочетанию, Сева постучался. Ему ответили хором два женских голоса: "Войдите!". За дверью Сева испытал легкий шок: ему навстречу вышло абсолютно непостижимое существо. Две очаровательные молодые девушки, черноволосые, с пронзительно синими глазами, идеальными чертами зеркально похожих лиц, с туловищами, чуть выше широкой талии сходящимися в одно. Существо двигалось на двух мускулистых красивых ногах. Походка сдвоенных девушек была уверенная и грациозная. Они были одеты в желтые университетские футболки и джинсы.

Не отойдя от шока, Сева стоял столбом, забыв, как произносить слова. Девушки обезоруживающе улыбнулись:

•

Добрый вечер. Вы, наверное, компьютерный мастер? Нас зовут Эрин и Морин, для простоты Ринки. Проходите, пожалуйста. – две руки протянулись вперед для пожатия.

– П-п-привет… – Сева потряс две ладошки, ловко уместившиеся в его правой руке – Меня зовут Сева.

– Сеуа? Вы русский? Ой, как интересно! А вы давно из России? А полное имя ваше, простите, Усеуорлд? – затараторили девушки.

– Всеволод. – поправил Сева – Давно уже, скоро два года.

– А мы изучаем русский. Какое редкое имя! Вот хорошо, можно с носителем языка пообщаться! Присаживайтесь, Сеуа. Сейчас муж придет, чего-нибудь вкусненького принесет.

Пока тугодумное железо неторопливо всасывало информацию с дискет, Сева разговорился с Ринки. Неловкость быстро улетучилась без следа – собеседницы Севы оказались очень веселыми и остроумными. Они тут же стали пытаться говорить с ним по-русски, правда, акцент у Ринки был в меру чудовищен, а грамматика и словарный запас хромали на все ноги. Сева, временами отвлекаясь на установку программы, с удовольствием общался с хозяйками. Через полчаса он понял, что уже немного влюбился. А когда пришел муж Ринки – коренастый огненно-рыжий парнишка с багровым шрамом на лбу по имени Лестер Шерман, Сева понял, что к себе ему сегодня не попасть. Лес обаял Севу; он был молодым режиссером, занимался съемками своего первого фильма – работы на соискание степени бакалавра, которую Лестер решил посвятить жизни инвалидов в Сэнгамоне. За разговором, прихлебывая пиво, молодые люди просидели полночи. Программа была между делом успешно установлена и отлажена. Лес стал предлагать за работу деньги, но Сева решительно отказался:

– С друзей не беру. В следующий раз пиво за мной.

Странная чета Шерманов стала первыми настоящими, "не разлей вода", друзьями Севы в Сэнгамоне. Он с интересом выслушал историю Ринки, проживших фактически в затворничестве первые восемнадцать лет своей жизни, узнал и о том, через какие испытания пришлось пройти им с Лесом, чтобы соединить, наконец, свои судьбы. О том, какие хитроумные препятствия чинил им отец Ринки, как Лестера чуть не отлучили от церкви за намерение жениться сразу на двоих. Наконец, о том, что Ринки, отчаявшись переубедить отца, очень богатого человека, психиатра с мировым именем, приняли очень трудное решение – покинули свой дом, где они жили на всем готовом, и вышли в большой мир, решительно наплевав на свою, мягко говоря, нетривиальную внешность. Как они поступили вслед за своим мужем в Грэндтайдский университет.