Джек Лондон - Белый Клык. Рассказы

– Только не отходи слишком далеко, – посоветовал спутник. – Если эта стая нападет на тебя, твои три заряда для них будут, как пробки. Звери чертовски голодны, и если набросятся, то наверняка сожрут тебя, Билл!

В эту ночь они рано сделали привал. Три собаки не могли, конечно, тащить сани ни так долго, ни так быстро, как это делали бы шесть, и выглядели усталыми. Люди рано легли спать, и Билл улегся первый после того, как привязали собак ремнями отдельно одну от другой.

Но волки стали еще смелее и не раз будили их.

Они подходили так близко, что собаки начинали бесноваться от страха. Необходимо было подкладывать дрова в огонь, чтобы держать обнаглевших хищников на расстоянии.

– Я слышал от моряков об акулах, сопровождающих корабли, – заметил Билл, залезая под одеяло после того, как он в очередной раз подбросил топлива. – Так вот волки – это сухопутные акулы. Они знают свое дело получше нашего и бегут за нами вовсе не для моциона. Они уверены, что сожрут нас, Генри!

– Ты уже съеден наполовину, если все время об этом говоришь, – резко возразил Генри.

– Они сжирали людей и получше нас с тобою, – ответил Билл.

– Да перестань же ты каркать! Ты меня бесишь.

Генри сердито повернулся на другой бок, удивляясь, что Билл не вступил с ним в перекоры. Это не походило на Билла, потому что его легко было вывести из себя резкими словами. Генри долго думал об этом, перед тем как заснуть, а когда его веки уже слипались, успел сделать заключение: «Без сомнения, Билл упал духом. Завтра я подбодрю его».

День начался благополучно. За ночь не пропало ни одной собаки, и путники бодро двинулись в путь, углубляясь в безмолвие, мрак и холод. Билл, казалось, позабыл свои ночные предчувствия и даже шутил с собаками, когда те опрокинули сани.

Это была досадная неловкость. Сани перевернулись и застряли между стволом дерева и большим утесом. Билл и Генри были вынуждены снять с собак постромки. Наклонившись над санями, они старались поставить их прямо, когда Генри заметил, что Одноухий несколько отдалился.

– Назад, Одноухий! – крикнул он собаке.

Но Одноухий бросился бежать, волоча постромки. А там, где оставались их колеи, выйдя из-за сугробов, ждала его волчица. Пес приблизился к ней и вдруг насторожился, замедлил шаги и остановился. Он смотрел на нее внимательно и недоверчиво, хотя и похотливо. Она же, казалось, улыбалась ему, скаля зубы скорее благосклонно, нежели угрожающе. Она игриво сделала несколько прыжков и остановилась. Одноухий двинулся за ней медленно и осторожно, подняв хвост и уши, вытянув морду. Он попытался обнюхаться с ней, но она игриво отпрыгнула. На каждый шаг вперед с его стороны она отвечала шагом назад. Она заманивала его, шаг за шагом уводя от защиты людей. Вдруг как будто неясное подозрение остановило его, он оглянулся и посмотрел на опрокинутые сани, на своих товарищей по упряжке и на людей, подзывавших его. Но если мысль об опасности и зародилась у него в мозгу, она быстро была рассеяна волчицей, которая подбежала к нему на мгновение, обнюхала его и возобновила игру, уводя его все дальше.

Между тем Билл вспомнил о ружье, но оно было придавлено опрокинувшимися санями, и пока Генри помогал ему поправить груз, Одноухий и волчица оказались слишком близко друг к другу, чтобы стрелять с такого расстояния.

Слишком поздно Одноухий понял свою ошибку. Еще не догадываясь, в чем дело, оба человека заметили, что пес повернулся и бросился назад. И тут они увидели, что десяток тощих серых волков несутся по снегу под прямым углом к пути наперерез Одноухому. Сразу окончились заигрывания волчицы. С рычанием она прыгнула на Одноухого, но он отбросил ее плечом; видя, что прямая дорога назад отрезана, и все еще надеясь добраться до саней, он бросился к ним по кругу. Но волков прибывало все больше и больше, и все они участвовали в погоне. Волчица была ближе всех, на расстоянии прыжка позади Одноухого.

– Куда? – вдруг крикнул Генри, схватив товарища за плечо, но Билл стряхнул его руку.

– Хватит! – сказал он. – Больше они не получат ни одной собаки.

С ружьем в руках он бросился в кустарник, окаймлявший дорогу. Его намерение было ясно. Приняв сани за центр круга, по которому бежал Одноухий, он рассчитывал пересечь круг в точке, ближайшей к преследователям. С ружьем да еще среди бела дня можно было напугать волков.

– Билл! – крикнул ему вслед Генри. – Будь осторожен! Не рискуй!

Генри присел на сани и стал ждать – больше ему ничего не оставалось. Билл уже скрылся из виду, но меж кустов и елей то тут, то там можно было видеть Одноухого. Собака явно понимала опасность, но она бежала по внешнему кругу, в то время как стая волков по внутреннему, более короткому. И напрасно было думать, что Одноухий настолько опередит своих преследователей, что сможет прорваться сквозь них и добежать до саней.

Их пути скоро должны были сойтись. Генри знал, что волки, Одноухий и Билл встретятся где-то в снегах, скрытые от его глаз деревьями и кустами. Все произошло быстро, гораздо быстрее, чем он ожидал. Он услышал выстрел, затем еще два, быстро последовавших друг за другом, и понял, что все заряды у Билла вышли.

Послышались громкое рычание, лай и визги, и он узнал голос Одноухого, полный ужаса. Слышал он и волчий вой, говоривший, что зверь ранен. Потом все смолкло. Прекратилось рычание, замер вой. В безлюдной пустыне водворилась тишина.

Долго сидел Генри на санях. Незачем было идти и узнавать, что случилось. Он знал все, словно это произошло перед его глазами. Вдруг он поднялся и поспешно достал топор. Но снова сел и надолго застыл в оцепенении, а две оставшиеся собаки жались к его ногам и дрожали от страха. Наконец он устало поднялся, словно вся гибкость покинула его тело, и стал запрягать собак. Он перекинул одну постромку через плечо и потащил сани вместе с собаками. Но шли они недолго. Когда начало темнеть, Генри остановился и заготовил как можно больше топлива. Накормил собак, сварил себе еду, поужинал и устроил постель подле костра.

Однако ему не удалось насладиться сном. Он еще не закрыл глаза, а волки уже подошли очень близко. Они расположились вокруг, и Генри мог отчетливо видеть их при свете пылавших сучьев, лежащих, сидящих, подползающих на животе или бродящих взад и вперед. Многие даже спали. Он видел их, свернувшихся, как собаки, в клубок и наслаждающихся сном; сам он теперь не смел позволить себе задремать ни на минуту. Он поддерживал костер, потому что знал, что только это и было преградой между его телом и голодными клыками волков. Обе собаки жались к нему, надеясь на защиту, выли, рычали, а по временам отчаянно визжали и лаяли, когда какой-нибудь волк подбирался ближе других к огню.