Роджер Ловенстайн - Когда гений терпит поражение

К середине октября казалось, что вся Уолл-стрит подхватила болезнь, сразившую LT. Один за другим Merrill Lynch, Bankers Trust, UBS, Credit Suisse First Boston, Goldman Sachs и Salomon Smith Barney, столпы нового консорциума, сообщали о своих огромных убытках, в сумме сопоставимых с потерями LT. Котировки акций банков падали, что было признаком всеобщей потери доверия к тем самым институтам, которые пришли на помощь компании. После оказания финансовой помощи LT инвесторов просто одолевала мысль о том, что Уолл-стрит легкомысленно спонсирует хедж-фонды. Один за другим банки с сознанием долга сокращали степень своей подверженности рискам, связанным с этим гибельным классом финансовых учреждений. Совсем недавно они вызывали зависть всей Уолл-стрит, теперь же стали отверженными.

В действительности подверженность рискам, хотя и немалая, не была столь угрожающей, как утверждали паникеры. LT-2 не пряталась в кулисах. Впрочем, LT (и другие хедж-фонды) все равно оказали разлагающее воздействие на Уолл-стрит. Банки не могли противиться соблазну баснословных, пусть и преходящих прибылей, которые получали хедж-фонды. Имея избыток капитала, банки бросились учреждать собственные аналогичные торговые отделы и воспроизводили разнообразные стратегии, заимствованные из арсеналов хедж-фондов. Вслед за развалом LT банки также понесли убытки по арбитражным операциям с облигациями в России и на основанных на акциях ПФИ. Хорошие отношения с хедж-фондами и осведомленность об их деятельности провоцировали желание повторить их успехи. Такова была истинная цена подверженности банков рискам.

За какие-то три месяца котировки акций Merrill Lynch упали на две трети. Этот спад не был таким же жестоким и, разумеется, таким же продолжительным, как снижение стоимости акций LT на 92 %, но все равно поражал воображение.

Комански и Эллисон гордились тем, что защитили свой банк от операций, которые трейдеры вели за собственный счет, однако работавшие с облигациями трейдеры Merrill все равно понесли почти миллиардные убытки. Внезапно обеспокоившись собственным кредитным рейтингом, возглавляемый Эллисоном Merrill резко сократил свои расходы и уволил 3,5 тысячи человек, в основном из отдела облигаций. К середине октября коллапсировала не только LT; ее новые собственники, ведущие банки Уолл-стрит, увязали в непреодолимых трудностях.

И тогда Алан Гринспен решил, что с него достаточно. Шеф Федеральной резервной системы 15 октября понизил учетную ставку во второй раз, и это было сигналом того, что он будет снижать и снижать ставку до тех пор, пока не восстановится ликвидность. На Уолл-стрит произошла стабилизация, и спреды по облигациям сузились. Впервые за последние месяцы люди, занимавшиеся арбитражными операциями с облигациями, получили устойчивую прибыль. Хранившийся в Гринвиче портфель развернулся. После шести месяцев, в течение которых LT поочередно испытывала то муки, то изумление, то предсмертные судороги, то полное опустошение, компания, понеся с апреля невообразимые убытки на сумму 5 миллиардов, наконец перестала терять. Буря миновала [280].

Последствия перелома получили широкое распространение, но, как это обычно бывает, оказали неодинаковое воздействие на разных инвесторов, служащих, контрагентов и друзей LT с Уолл-стрит. Херб Эллисон, сделавший для спасения LT больше, чем кто-либо другой, вскоре вызвал неудовольствие Merrill Lynch, где были разочарованы ролью, которую он сыграл в энергичном сокращении расходов банка. Когда кризис миновал, а воспоминания о панике рассеялись, Эллисона обвинили в чрезмерности реакций. Получив уведомление о том, что он не станет преемником Комански, Эллисон ушел в отставку и стал работать в штабе по избранию сенатора Маккейна президентом США. Дэниела Наполи, управляющего рисками в Merrill, понизили в должности как человека, несущего ответственность за убытки банка. Наполи перешел на другую должность и отправился в долгосрочный отпуск.

Джон Корзайн из Goldman продолжал свою любовь-ненависть с LT чуть дольше. Goldman дал понять, что Уоррен Баффетт все еще может стать покупателем LT, если предложит за нее хорошую цену. Корзайн позвонил принцу Аль-Валиду, чтобы прозондировать степень его заинтересованности в присоединении к очередному выкупу. Но к концу октября LT стабилизировала свое положение, и консорциум перестал нуждаться в странствующих финансистах из Goldman.

Goldman вернулся к собственному акционированию и в мае 1999 года стал публичной, открытой акционерной компанией. Корзайн, который связал свою карьеру с прежней попыткой банка выйти на биржу, а затем снова поставил ее на карту в связи с делом Меривезера, пал еще до того, как победа была одержана. В январе, в ходе редкостного заговора членов совета директоров, Корзайна уволили.

Корзайн сделал еще один, последний заход на Меривезера. Он давно хотел видеть его своим партнером. Весной они объединили усилия для сбора средств на выкуп LT у ее владельцев с Уолл-стрит, планируя стать соуправляющими этой компании. Но попытка оказалась неудачной. Тогда Корзайн, получивший 230 миллионов долларов от первичного размещения акций Goldman на бирже, ушел с Уолл-стрит и развернул энергичную кампанию по выдвижению своей кандидатуры в сенаторы от штата Нью-Джерси. Воплощенное противоречие, Корзайн был порядочным человеком, стоявшим во главе очень жесткой компании; банкиром с собственным местом в мире и обществе, почитавшем только прибыль; конкурентом, бросившимся на выручку Меривезера, соперника, который его и разочаровывал, и продолжал приводить в восторг.

UBS, опустошенный убытками, понесенными не только по инвестициям в LT, но и в результате деятельности возглавляемого Рами Голдштейном отдела операций с ПФИ, был изрядно помят. Матис Кабиаллаветта, бывший принц швейцарской банковской системы и создатель сомнительной стратегии UBS, ушел в отставку. Марсель Оспель, ранее исполнительный директор более осторожного Swiss Bank, быстро провел в банке чистку. Ее несчастной жертвой стал Эндрю Сицильяно, приятель партнеров LT и управляющий UBS, первым выразивший сомнения по поводу двусмысленной гарантии LT. Сицильяно уволили за то, что он не довел свои сомнения до сведения высшего руководства банка.

Bankers Trust понес катастрофические убытки в России, где банк агрессивно скупал рублевые ценные бумаги, а также в Бразилии и других странах с формирующейся рыночной экономикой. В том, что банк был вынужден распродавать активы своему немецкому конкуренту Deutsche Bank, было какое-то глумление над притязаниями председателя Bankers Trust Фрэнка Ньюмена. Считавшийся неудачником, Ньюмен почти сорвал миссию по спасению LT, но обеспечил себе золотой парашют стоимостью 100 миллионов долларов, а это в сложившихся обстоятельствах было огромным и незаслуженным подарком судьбы [281].