Рэй Фисман - ORG. Тайная логика организационного устройства компании

Для ВР сложность совмещения двух целей – сокращения расходов при повышении безопасности работ – стала очевидной к лету 2010 года. При этом генеральный директор Роберт Дадли продолжал призывать к увеличению расходов на добычу, заявляя, что безопасность является его главным приоритетом. Смог ли Дадли открыть формулу успеха, которую не увидел лорд Браун, или это еще один случай беспочвенных мечтаний? Может ли организация фокусироваться одновременно на двух целях и достигать обеих?

Уже 12 сентября 2001 года стало очевидно, что ФБР пора сменить приоритеты. Это желание было формально задокументировано в мае 2002 года, когда директор Мюллер в своем заявлении перечислил 10 главных целей бюро. «Защита США от террористических атак» была основным приоритетом и до сих пор остается на первом месте.

Однако настоящие реформы даже на момент написания этой книги все еще не были реализованы. В условиях строгого контроля и диктатуры, например в армии, после того как босс заявит о смене приоритетов (с борьбы с криминалом на предотвращение терроризма), преданные бойцы на следующее же утро бросятся выполнять его инструкции. Тем не менее в мире до 11 сентября лояльность полевых агентов ФБР требовалось еще завоевать, и именно поэтому за приоритет контртеррористического направления развернулась серьезная борьба. Когда Ривкина спросили, что является основным препятствием для реформы, он указал не на древние компьютерные системы, не на неправильную мотивацию и не на ограниченность человеческих ресурсов, а без колебаний заявил, что все дело в культуре. Любые изменения в ФБР будут проблематичными, пока Бюро продолжит вместо аналитики заниматься тем, что в состоянии сделать любой человек с пистолетом и полицейским значком.

В 2001 году у страны не было ни времени, ни терпения, необходимых для того, чтобы приручать независимых агентов. Ривкин и Гулати в своей работе заявляют, что в связи с этим у ФБР не было другого выхода, кроме как частично превратиться в централизованную автократию, при которой директор ФБР стал бы для полевых агентов царем и богом. Именно такую позицию занял Мюллер, начавший с подписания приказа о том, что каждый полевой агент обязан в первую очередь отслеживать сигналы о террористических атаках, а затем уже уделять время другим целям. За период с 2003 по 2010 год Бюро обработало 180 тыс. сообщений о возможных терактах, так что работы сотрудникам Бюро хватало.

Сама структура работы также поменялась. Каждый полевой офицер теперь работал с командой из 10 аналитиков. Их задачей было получать все возможные данные о потенциальных преступлениях на местах, которые могли бы поставить под угрозу национальную безопасность. Такие полевые команды подчинялись не местным властям, а были прямо подотчетны специально созданному разведывательному управлению в штаб-квартире ФБР. Сама штаб-квартира также нанимала аналитиков для обработки разведданных, поступавших из любых уголков страны. Аналитиков включали в группы расследования, чтобы те могли просматривать улики, обнаруженные в ходе обычных следственных процедур, и определять их важность для национальной безопасности. Иначе зачем было вообще совмещать обе функции?

Некоторых агентов освободили от «бытовухи», чтобы те сфокусировались на укреплении контактов и установлении взаимоотношений с информаторами, которые могли бы предоставить важные для государственной безопасности сведения. Систему, при которой отделению, начавшему работу над расследованием, поручалось довести дело до конца (как, например, произошло с нью-йоркским отделением, которое первое добралось до файла с информацией об Усаме бен Ладене), заменил строгий контроль центра над всей антитеррористической деятельностью в стране.

Учитывая, что почти все ресурсы Бюро направлялись на разведывательные операции, директор Мюллер постарался сделать так, чтобы они использовались по назначению. До 11 сентября аналитики фактически занимались скорее тем, что подносили кофе, а не углублялись в вопросы национальной безопасности. Вряд ли такая деятельность могла заинтересовать лучшие умы страны. Несмотря на заявления об усовершенствовании аналитической программы, отчет 2005 года показывает, что в Бюро все еще не хватало персонала для такой работы, частично потому, что должность аналитика требовала слишком много бумажной работы и слишком мало реального анализа. [163]

Определение критериев успеха, важного фактора для развития разведывательного управления, также представляло собой некоторые сложности. Если поощрять аналитика за количество слов в ежемесячном отчете, то исчезнет другой критерий – длина отчета как показатель эффективности. Оценка агентов по количеству привлеченных информаторов автоматически сместила бы фокус с качественных на количественные показатели. С такой же проблемой сталкиваются все организации со «сложными» задачами (сложными для отслеживания, состоящими из множества компонентов и требующими командной работы), например такими, как разведывательная аналитика.

Затем началась бесконечная сага о компьютеризации всех файлов и дел ФБР – инициатива, которую высоко оценили сборщики информации и возненавидели полевые агенты. За крахом программы «Виртуальное досье», стоившей Бюро 170 млн долл., последовали другие, не менее «удачные» попытки обновления существующих технологий. В 2010 году агенты все еще ожидали запуска новой онлайн-системы, которая избавила бы их от бумажной волокиты и позволила бы уделять больше времени работе.

Пессимист, оценивая реформы в ФБР после 11 сентября, сказал бы, что они не принесли никому пользы, зато огорчили каждого, кого затронули. Такая точка зрения неверна как минимум наполовину. По словам директора Мюллера, его задачей стало сделать так, чтобы у руля обновленного Бюро встала разведка, однако ФБР было не в состоянии ни привлечь лучших специалистов, ни в полной мере использовать собственные ресурсы. Кроме того, подобный подход ущемлял сотрудников, работающих на раскрытии обычных преступлений и ранее считавшихся героями Бюро.

Подобные проблемы угрожали долгосрочным планам развития ФБР, разработанным Мюллером. Основной смысл сохранения структуры ФБР заключался в том, что нетронутыми оставались и запутанные связи между миром криминала и миром терроризма. Такие связи отслеживались и поддерживались лучше всего за счет разрешений проводить расследования агентами-одиночками из местных отделений. Они сами могли определить, кто или что – наркобароны, ячейки Аль-Каиды, уличные банды или психи-одиночки – несет наиболее серьезную угрозу национальной безопасности.