Джон Эндрюс - Мир в 2050 году

Открытие заново греческой научной школы действительно стимулировало научную революцию во времена европейского Возрождения. Стоит, однако, помнить, что все объяснения природных явлений, данные древними греками, были неверны (за исключением математики). Их теории – от геоцентричной астрономии Птолемея до гуморальной медицины Галена – были безнадежно ошибочными. Ранняя западная наука была в большой степени озабочена искоренением мертвого греческого наследия из академий и его заменой истинным знанием. Что же до американской науки в доколумбову эпоху, то достижения в области математики действительно способны нас впечатлить (примерно так же, как астрономическая система Птолемея), но вся наука, по сути, ограничилась созданием точных календарей. Не лучше обстояли дела и с технологиями – инки даже не смогли придумать колесо.

Научное развитие Аравии и Китая – совсем не меньшее заблуждение. Оба государства оставили нам большое количество информации и полезных технологий. Однако ни одно из них не оставило нам внятной теории (опять же если не принимать во внимание математику). И главное: ни одно из них не одобряло идею ставить эксперименты для подтверждения теорий и часто отказывалось отрицать ошибочную «вековую мудрость». Наука же, напротив, склонна к анархии и уважает информацию, а не авторитет.

Здесь и кроется дилемма. Страны Азии, особенно Китай, утверждают, что хотят развивать науку. Действительно, наука была одной из четырех сфер модернизации, предложенных Дэн Сяопином. Но наука должна бросать вызов авторитетам, а не «золотить» их. Даже в Японии, восточном флагмане технологий, имеются значительные проблемы с развитием фундаментальной науки. Японским исследователям досталось лишь 15 Нобелевских премий. Это только на две больше, чем у австрийских ученых, при том что население Австрии составляет лишь 7 % населения Японии. По мнению некоторых исследователей, одна из причин этого – нежелание молодых японских ученых оппонировать идеям старших коллег. На Западе это противостояние, напротив, формирует карьеры. Отрицание авторитетов влияет не только на карьеры отдельно взятых ученых. Западная наука пришла к этому с помощью либеральных систем мышления, приведших общество к его политической трансформации. Ученые – от Галилея до Дарвина – пошатнули социальные нормы, на которых держалась в их времена власть.

Развивающаяся мощь Азии зиждется на инновациях, предоставленных четырьмя столетиями западной научной революции, и пока не испытывает необходимости брать на вооружение мятежное мышление, обеспечившее рождение этих инноваций. Страны Азии вложили капитал в свои низкоквалифицированные трудовые ресурсы и добились немыслимого экономического роста. Но что они будут делать, когда догонят Запад?

В 2000 году Китай находился на восьмом месте в мире по количеству научных публикаций. Сейчас он уже пребывает на втором месте, уступая лишь США. Если экстраполировать эти данные на будущее (а любой ученый скажет вам, что это опасный метод), можно прийти к выводу, что к 2015 г. Китай по этому показателю догонит Америку.

Гораздо менее ясно, насколько влиятельной окажется китайская наука. Судя по количеству упоминаний в работах других ученых (обычный способ индексации значимости научных работ), Китай топчется на месте. Китайские ученые не приняли участия в написании ни одной из 100 наиболее цитируемых научных работ.

Так что если ориентироваться на количество опубликованных работ, Китай к 2050 г. станет ведущей мировой нацией в науке. А вот перерастет ли это в золотые медали от Шведской королевской академии наук – это другой вопрос.

Рис. 16.1.Китай обращается к науке

Научные публикации, по странам [37] , тысяч

Источники: ЮНЕСКО; расчеты автора

В ответе на этот вопрос кроется и будущее науки, и будущее человечества. Если новые власти развивающихся стран обеспечат у себя либеральную, интеллектуальную обстановку, позволяющую науке развиваться (и с большим трудом созданную странами Запада), то свое развитие в этих государствах получит не только наука, но и общественная и политическая жизнь. Если же лидеры этого не смогут или не захотят сделать, то эти государства постигнет судьба Японии, «плывущей по течению» при достаточно комфортном уровне жизни, но неспособной создать нечто действительно новое. Реальность такова, что демократичная, хаотичная Индия (еще одна страна с древними математическими традициями) кажется в научном плане куда более многообещающей, нежели ее вечный соперник авторитарный Китай.

Уинстон Черчилль однажды сказал, что ученые должны быть доступны по первому требованию, но не наделены властью. Действительно, темное искусство политики не слишком соответствует наивной честности, необходимой науке. С другой стороны, именно брожение умов, начавшееся благодаря современной науке, привело к возникновению части западных социальных и политических преимуществ. Стоит обратить пристальное внимание на то, что предпримут ученые. Станут ли они бороться с удушающими объятиями непросвещенности или же поддержат власти в ущерб науке и обществу?

Исследования космоса уже не будут столь яркими и захватывающими.

Космические исследования – излюбленный стереотип газетчиков, наполненный историями о футуристических высоких технологиях. Это направление науки вызывает огромное количество эмоций, но только не ностальгию. В 2011 г. в этой области науки отмечалось несколько памятных годовщин – 50-летие первого полета человека в космос, которым стал Юрий Гагарин, также полувековой юбилей американской программы «Аполлон». В этом же году состоялся последний полет космического челнока (шаттла). Все эти события повлекли за собой воспоминания о славных деньках и «ракетчиках со стальными взглядами», осветивших путь в прекрасное далеко.

На рассвете космической эры покорение человечеством каждого очередного рубежа казалось делом само собой разумеющимся. Ученые обещали создать космические станции, которые смогут проводить доселе невиданные исследования. Космические фабрики обещали революцию в производстве, выпуская диковинные материалы, изготовление которых возможно лишь в условиях невесомости. Ожидалось, что лунные миссии увенчаются сооружением космических баз, позволявших реализовать куда более амбициозные планы – пилотируемые полеты на Марс и Венеру.

Однако не всем будущее представлялось таким же радужным. Генералов по обе стороны фронта холодной войны волновали стратегические возможности космоса, например запуск на орбиту ядерного оружия. Стратегическая оборонная инициатива (насмешливо названная ее критиками программой «звездных войн») предлагала защитить США от ядерной угрозы с помощью спутников с лазерными установками, призванными уничтожать боеголовки противника.