Людвиг Мизес - Теория и история: интерпретация социально-экономической эволюции

Несмотря на все социальные достижения, человек по своей биологической структуре остается млекопитающим. Его самые насущные потребности – питание, тепло и кров. Только когда эти потребности удовлетворены, он может заняться другими, присущими только человеческому виду и потому называемыми специфически человеческими или высшими потребностями. Удовлетворение последних также, как правило, зависит, по крайней мере в определенной степени, от наличия различных материальных осязаемых вещей.

Так как для действующего человека общественное сотрудничество является средством, а не целью, то чтобы заставить его работать, нет необходимости в единодушии относительно ценностных суждений. Факт, что почти все люди сходятся в стремлении к определенным целям, к тем удовольствиям, которые кабинетные моралисты презирают как низменные и недостойные. Но точно также факт, что люди не могут преследовать даже самые возвышенные цели, пока не удовлетворят нужды своего животного тела. Самые величественные творения философии, искусства и литературы никогда не были бы созданы людьми, живущими вне общества.

Моралисты превозносят благородство людей, стремящихся к вещи ради нее самой. «Deutsch sein heisst eine Sache um ihrer selbst willen tun» [13] Быть немцем – значит хотеть что-то сделать исключительно ради дела (нем). , провозгласил Рихард Вагнер [14]  Deutsche Kunst und Deutsche Politik. Samtlische Werke. 6th ed. Leipzig: Breitkopf and Hartel. Bd. 8. S. 96. , и нацисты всех народов признали этот афоризм в качестве фундаментального принципа своей веры. Но то, что преследуется в качестве конечной цели, ценится в соответствии с непосредственным удовлетворением, получаемым в результате ее достижения. Нет ничего страшного в том, чтобы кратко заявить, что цель преследуется ради нее самой. Тогда фраза Вагнера сводится к трюизму: конечные цели являются целями, а не средствами достижения других целей.

Кроме того, моралисты выдвигают против утилитаристов обвинение в (этическом) материализме. Здесь они также искажают доктрину утилитаризма. Ее суть заключается в понимании того, что действие преследует выбранную цель и что, следовательно, не может быть никаких иных критериев оценки поведения, кроме желательности или нежелательности его результатов. Заповеди этики предназначены сохранять, а не разрушать «мир» (world). Они призывают людей примириться с нежелательными краткосрочными последствиями, чтобы не вызвать еще более нежелательных долгосрочных последствий. Но они никогда не должны рекомендовать действия, последствия которых они сами считают нежелательными, только потому, что не намерены бросать вызов произвольному правилу, выведенному интуитивно. Формула fiat justicia, pereat mundus развенчана как полный абсурд. Этическая доктрина, не учитывающая все последствия действий, представляет собой плод фантазии.

Утилитаризм не учит людей стремиться только к чувственным удовольствиям (хотя он признает, что большинство или, по крайней мере, многие люди ведут себя именно таким образом). Не позволяет он себе также и ценностных суждений. Признавая, что для подавляющего большинства людей общественное сотрудничество является средством достижения своих целей, он развеивает представления об обществе, государстве, нации или любом другом общественном образовании как конечной цели и о том, что отдельный человек является рабом этого образования. Он отвергает философии универсализма, коллективизма и тоталитаризма. В этом отношении имеет смысл называть утилитаризм философией индивидуализма.

Коллективистская доктрина не может понять, что для человека общественное сотрудничество является средством достижения всех его целей. Предполагая, что существует неразрешимый конфликт между интересами коллектива и интересами индивидов, в этом конфликте доктрина безусловно на стороне коллективного образования. Реальным существованием обладают только коллективы; существование индивидов обусловлено существованием коллектива. Коллектив совершенен и не может ошибаться. Индивиды низменны и упрямы; их упорство должно быть обуздано властью, которой Бог или природа доверили управление обществом. Существующие власти, говорит апостол Павел, от Бога установлены [15]  Рим 13:1. . Они предопределены природой или сверхчеловеческим фактором, управляющим космическими событиями, говорят коллективисты-атеисты.

Сразу же возникают два вопроса. Первый: если правда, что интересы коллектива и интересы индивидов непримиримо противоположны друг другу, то как может функционировать общество? Допустим, что индивидов от открытого мятежа удерживает сила оружия. Но нельзя предположить, что их активное сотрудничество обеспечено простым принуждением. Система производства, в которой единственным побуждением к работе является страх наказания, не может быть устойчивой. Именно этот факт заставил исчезнуть рабство как систему управления производством.

Второй: если коллектив не является средством, с помощью которого индивиды могут достигнуть своих целей, если расцвет коллектива требует от индивидов жертв, которые не перевешивает выгода, получаемая за счет общественного сотрудничества, то что заставляет защитников коллективизма отдавать преимущество интересам коллектива, а не личными желаниям индивидов? Можно ли в пользу такого возвеличивания коллектива выдвинуть какие-либо аргументы, кроме личных ценностных суждений?

Разумеется, ценностные суждения каждого являются личным делом. Если человек приписывает интересам коллектива более высокую ценность, чем своим собственным, и соответствующим образом действует, то это его дело. Пока коллективистские философы идут по этому пути, не может возникнуть никаких возражений. Но у них другая аргументация. Они возводят свои личные ценностные суждения в ранг абсолютного критерия ценности. Они принуждают других людей отказаться определять ценность согласно своей воле и безусловно признать заповеди, которым коллективизм присвоил абсолютную вечную правильность.

Поверхностность и произвольность коллективистской точки зрения становится еще более очевидной, если вспомнить, что за исключительную лояльность индивидов конкурируют разные коллективистские партии. Даже если свои коллективистские идеалы эти партии выражают одними и теми же словами, разные писатели и лидеры расходятся в толковании сути того, что имеется в виду. Государство, которое Фердинанд Лассаль называл богом и которому он приписывал верховенство, не соответствовало идолу Гегеля и Шталя, государству Гогенцоллернов. Является ли единственным законным коллективом все человечество или каждая из множества наций? Является ли коллективом, которому обязан быть лояльным немецкоязычный швейцарец, Швейцарская Конфедерация или Volksgemeinschaft [16] Единый немецкий народ ( нем .). , включающий в себя всех людей, говорящих на немецком языке? В ранг верховного коллектива, заслоняющего собой все остальные коллективы и требующего подчинения своей индивидуальности всех благонамеренных людей, возводились все крупные социальные образования, такие, как народы, языковые группы, религиозные сообщества, партийные организации. Но индивид может отказаться от автономных действий и безусловно подчинить свое я только одному коллективу. Какой именно это должен быть коллектив, можно определить только при помощи совершенно произвольного решения. Кредо коллектива необходимо является исключительным и тоталитарным. Оно жаждет всего человека и не желает делить его ни с каким другим коллективом. Оно стремится установить исключительное верховенство только одной системы ценностей.