Рэнди Тараборелли - Хилтоны. Прошлое и настоящее знаменитой американской династии

– Что вы имеете в виду? Жа-Жа, мы только хотим вам помочь. Мистер Хилтон по-прежнему считает вас своей женой. Несмотря на все разногласия.

То, что Конрад Хилтон продолжал считать Жа-Жа Габор членом его семьи, со временем сильно осложнит жизнь обоих, станет причиной многолетних споров и противоречий в их отношениях. Жа-Жа чрезвычайно важно было ощущать себя «членом семьи». Страстно привязанная к своим родителям и сестрам, она, как большинство венгров ее военного поколения, всегда стремилась иметь семью.

Если бы сейчас Конрад решительно отказался от Жа-Жа, это избавило бы их от многих лет недоразумений и ссор. Но он этого не сделал. Родившийся в большой дружной семье, он тоже понимал важность семейных уз, и уверения Жа-Жа в том, что Франческа его дочь, заставляли его чувствовать свою связь с ними – несмотря на все его подозрения. В течение многих лет он оставался неженатым, так что в некотором роде Жа-Жа и Франческа оставались для него самым недавним пополнением «семьи». И хотя впоследствии Жа-Жа не раз выходила замуж, ее единственным ребенком оставалась Франческа, которую она завела с Конрадом. Так эти два несовместимых человека оказались связаны навсегда – на горе или на счастье.

– Что ж, можете передать мистеру Хилтону, что мне не нужна его помощь, – стараясь сдерживаться, сказала Жа-Жа. – Я сама позабочусь о нашей дочери. Может, он забыл, что я достаточно долго прожила с ним и прекрасно его знаю. Отныне, если он захочет меня видеть, пусть звонит мне сам. Если, как он говорит, мы с ним «семья», то мы обойдемся без посредника в вашем лице, мистер Бейтс. А теперь прощайте. – И она стремительно покинула его офис.

Разумеется, остается вопрос, имел или нет Конрад Хилтон интимные отношения с Жа-Жа за время их раздельной жизни. Если да, то это должно было быть летом 1946-го. Она утверждала, что с апреля по август того года они встречались всего один раз и что эта их единственная встреча была интимной. Он же сказал, что действительно виделся с нею один раз, но между ними совершенно определенно не было секса. Его не было у них даже во время совместного проживания. С какой стати ему лететь в такую даль, в Нью-Йорк, чтобы иметь там с нею секс? Между тем в свидетельстве о рождении Жа-Жа записала Конрада отцом ребенка, а в графе «его занятие» указала «владелец отелей». Он не оспорил это. Вместе с тем он не считал себя обязанным признать ребенка. В его автобиографии «Будьте моим гостем», опубликованной в 1957 году, когда Франческе было уже около десяти лет, вы не найдете упоминания о рождении девочки.

Конрад Хилтон по-своему любил Франческу и защищал ее от досужих сплетников. Ведь этот невинный ребенок родился у воюющих друг с другом родителей. Он предчувствовал, что ей предстоит нелегкая жизнь. И разумеется, он равным образом заботился о чести своего имени и репутации своей компании. «Конечно, ему не хотелось публичного скандала, – сказал его адвокат Майрон Харпол. – Тогда, в 1940-х годах, царили другие нравы. Он готов был на все, чтобы защитить свое доброе имя. Если бы вы жили в то время, вы бы его поняли».

Словом, Конрад позволил Жа-Жа и Франческе считать себя членами его «семьи», главным образом для того, чтобы Франческа не чувствовала себя лишенной любви, ненужной. Но в глубине души его привязанность к девочке имела свои пределы. Не поставив мать и дочь в известность, он счел нужным внести изменение в свое завещание. В приписке к завещанию, сделанной в 1947 году, говорится: «Настоящим выражаю свою волю: ничего не оставить ребенку, родившемуся 10 марта 1947 года у моей бывшей жены Шари Габор Хилтон». Однако об этом новом условии знали лишь он и его адвокат – и пройдет больше тридцати лет, когда об этом станет известно Жа-Жа и Франческе.

Понятно, что Конраду Хилтону тяжело дались переживания, связанные с браком и разводом с Жа-Жа Габор. Его угнетенное состояние усугублялось отсутствием связи с церковью. К завершению развода он чувствовал себя полностью измученным и опустошенным. Став снова свободным, он надеялся, что все душевные терзания останутся позади, что он снова сможет обратиться за поддержкой к своей вере. Но, к сожалению, это ему не удавалось. «Я даже не могу сказать, с какого момента все изменилось, – говорил он. – Не думал я, что все так плохо закончится. Ведь все начиналось так хорошо. Боже, как я ее любил!»

После развода с Жа-Жа Конрад, как и ожидали, с головой ушел в работу. Ему уже принадлежали три лучших отеля в Чикаго – «Палмер-Хаус», «Конрад Хилтон» (бывший «Стивенс») и «Блэкстоун» – и два знаменитых отеля в Нью-Йорке – «Рузвельт» и «Плаза». Теперь Хилтон обратил взоры южнее, на Вашингтон, где его внимание привлек отель «Мейфлауэр».

История этого отеля весьма примечательна. В 1922-м его начал строить девелопер Аллен Уолкер по проекту архитектора Роберта Бересфорда из компании «Уоррен и Уэтмор аркитектс», и затратил на него около 13 миллионов долларов. Открытый в 1925-м, он получил прозвище «Гранд-дама Вашингтона», говорили, что в нем больше позолоты, чем в любом другом здании, если не считать Библиотеку Конгресса, доказательством чего служили колонны с позолоченным орнаментом в вестибюле отеля. Расположенный по соседству с «Дюпон Сёркл» на Коннектикут-авеню, по мнению Гарри Трумэна, он считался «второй достопримечательностью Вашингтона»; первой, разумеется, был Белый дом.

Вскоре после открытия в «Мейфлауэре» был устроен бал по случаю инаугурации президента Калвина Кулиджа, который положил начало этой традиции на многие годы вперед. В этом отеле Франклин Делано Рузвельт работал над своей речью ко дню вступления на пост президента, в которой прозвучал его знаменитый афоризм «Нам нечего бояться, кроме самого страха». После смерти Рузвельта его преемник Трумэн имел в отеле свою резиденцию в течение первых 90 дней своего президентства, после чего перебрался в Блэр-Хаус, пока в 1948 году в Белом доме шел ремонт. Трумэн говорил о своем намерении работать на посту президента в «Мейфлауэре».

В декабре 1946-го Конрад Хилтон приобрел за 2 миллиона 600 тысяч контрольный пакет акций отеля, а затем увеличил эту сумму до 3 миллионов 500 тысяч. «Мейфлауэр» открыл Хилтону доступ в правительственные круги, как его нью-йоркские отели помогли ему проникнуть в центр деловой и финансовой деятельности страны, а благодаря отелям «Стивенс» и «Блэкстоун» он обозначил свое присутствие в Чикаго, самом важном городе Америки. Теперь ему принадлежали отели на обоих побережьях страны, и его лозунгом было «Дайте мне завоевать другие миры!».

В декабре 1946-го, сразу после приобретения «Мейфлауэр», все семейство Хилтон с друзьями и деловыми партнерами съехались в Эль-Пасо на празднование восьмидесятипятилетия Мэри Хилтон. Через год Мэри с дочерью Хелен приехала в Лонг-Бич, где остановилась в отеле «Хилтон». Там у нее случился инфаркт. Несколько месяцев она провела в больнице, ее состояние не внушало надежд. Все это время дети были рядом с нею. И 27 августа 1947 года Мэри мирно скончалась во сне.