Питер Леранжис - Семь чудес и проклятие царя богов

*Познакомила доктор Флуд. Все чисто.

Рик С. подтвердит.

Живет в Хоппервиле, работает поставщиком медицинских грузов в грузовой компании, никогда не встречался с Дж.

Написать письмо Уолшу. За ним должок или два.

Собрать все необходимые бумаги как можно быстрее.

– Мне нравится часть про «плохую компанию», – заметил Касс.

– Теперь твоя очередь, Эли. – Папа не собирался расслабляться. – Нужно нечто такое, во что бы твоя мама точно поверила.

– Мы с мамой не новички в придумывании алиби, – ответила Эли. – Я уже давно работаю под прикрытием на правительство. Можно сказать, что я участвовала в проекте ЦРУ. Куда проще, чем ваше нагромождение лжи.

Папа снял шляпу и провел пальцами по седеющим волосам.

– Вы не должны забывать, ребята, что о ваших исчезновениях сообщали в новостях. К счастью для нас, лишь в местных. Другими словами, было три исчезновения, произошедших в разное время и в разных местах. Точнее, четыре, если считать Марко. Теперь же вы все трое оказываетесь вместе. До этого момента никто не связывал ваши исчезновения в одну цепочку. Поэтому для нас главное – это разработать правдоподобные истории, чтобы оставить все случившееся на уровне местных новостей.

– Никакой огласки, – согласилась Эли. – Никаких снимков в сети и сообщений в соцсетях.

Отец кивнул.

– Попросите – настойчиво – ваших друзей не болтать. Пусть все останется в узком кругу.

– Обещаю не рассказывать о случившемся своим корешам из «плохой компании», – влез Касс.

– Секретность, слаженность и действие – только так мы сможем справиться с вашей генетической проблемой, – подытожил папа.

Мы промолчали. Нам троим приходилось прилагать все наши силы, чтобы не заострять внимания на огромном жирном воображаемом слоне с черной надписью «С 14-летием!» и черепом под ней на его боку.

– Мы можем больше никогда не увидеться, – произнесла Эли тихим, слабым, совсем не похожим на нее тоном.

– Я скорее умру, чем позволю этому случиться, – с суровым лицом и с твердостью и яростью во взгляде заявил папа. – Я не буду знать ни сна ни отдыха, пока моя компания не найдет способ исцеления.

– А если она не найдет? – спросил я.

Папа бросил на меня свой коронный «я-тебя-когда-нибудь-подводил?» взгляд.

– Ты знаешь семейный девиз Маккинли. Еще ничего не кончено…

– Пока не запоет толстая дама. – Я невольно улыбнулся. У семьи Маккинли было с дюжину девизов, и этот был один из любимейших отца.

– Ла-ла-ла, – с улыбкой пропела Эли.

Папа расхохотался.

– Прости, Эли, ты не подходишь под описание.

Касс, довольно долго молчавший, тихо спросил:

– Мистер Маккинли? Насчет седьмого пункта…

Папа тепло улыбнулся.

– Вот об этом нам точно не стоит беспокоиться. Потому что в чем-чем, а в этом я уверен на все сто процентов.

– Речь о сопрано, – сказал я, прокручивая страницу Википедии на экране компьютера. Мы были дома уже целых десять дней, и все это время прошло в бесконечных делах: мы купили двухъярусную кровать, стол, велосипед и одежду для Касса, встречались с учителями и друзьями, раз за разом повторяя выдуманную нами историю, закрашивали белую лямбду на наших затылках и так далее и тому подобное. Сегодня нам предстояло пережить первый после возвращения полный учебный день, и я нервничал. Что автоматически вылилось в желание болтать о чем угодно, лишь бы не о том, что меня по-настоящему волновало, к примеру, о загадочной фразе папы про толстую даму.

– Всегда ненавидел этот сериал, – откликнулся Касс с верхней полки кровати.

– Какой сериал? – не понял я.

– «Клан Сопрано», – пояснил Касс. – В моей последней приемной семье им засматривались все семнадцать лет, что я провел у них. Ну, это мне казалось, что это длилось аж семнадцать лет.

– Нет, я про толстую даму, – сказал я. – Это она олицетворяет сопрано, оперную певицу. Смысл этой фразы в том, что опера не закончится, пока оперная дива не возьмет свою высочайшую ноту.

– А, – сообразил Касс. – А если она не толстая? Опера продолжится?

– Это стереотип! – воскликнул я.

Касс, что-то проворчав, сел, свесив ноги с края кровати.

– Стереотипы я тоже ненавижу.

После нашего возвращения Касс напоминал тринадцатилетнюю кудрявую версию доктора Джекилла и мистера Хайда. Половину времени он был полон жизни и не уставал уже бессчетное количество раз благодарить папу за то, что тот согласился его усыновить. В остальное время все его мысли были сосредоточены на… оставшемся у нас времени. На нашем плачевном положении.

На том факте, что нам предстояло умереть .

Вот. Я сказал это.

Следует признать, мне претило облекать эту мысль в слова. Я старался не думать об этом как о бесспорном факте. Точнее, старался вообще об этом не думать. Ведь толстая дама еще не пропела, так же? Папа старался изо всех сил, чтобы опера не заканчивалась.

Я должен был оставаться оптимистом ради Касса и себя самого.

– Странно это, – пробормотал Касс.

– Что странно? – спросил я.

– Ген 7ЧС, – ответил Касс.

– Конечно, это странно, – согласился я. – Он спит себе спокойно в ДНК многие поколения, а потом – бам! – и проявляется в людях вроде тебя или меня.

– Нет, я о том, что из-за него мы сами превратились в стереотипы, – сказал Касс. – Это всегда не давало мне покоя. Ну, например, что Профессор Бегад звал нас Воином, Моряком, Техником и Портным. Он мог с тем же успехом обозвать нас Воякой, GPS-ником, Гиком и… кто там подразумевался под Портным.

– Тот, кто объединяет всех, – подсказал я. – Так говорил Бегад.

– Сшивает… Вышивает… Он придумывает, как достать локули из древних хранилищ! А, нет, постой, еще кое-что! Теперь наш обновленный Джек еще и Разрушитель! – Касс устало хохотнул. – Ты хоть что-нибудь понимаешь? Я – ничего. Поначалу все это выглядело так классно – мы станем суперлюдьми, вау! Но последние недели превратились в один бесконечный кошмар. Тебе не хотелось быть обычным – как все остальные дети?

– Выше нос, Касс, – призвал я, собирая со стола всякую мелочь. – Обычность – это враг интересного.

Я рассовал по карманам ручку, телефон, деньги и жвачку. Последним я взял со стола осколок локулуса.

Он стал чем-то вроде моего талисмана. Все эти десять дней я постоянно таскал его с собой. Может, потому что он напоминал мне о маме. Я на самом деле верил, что она бросила его мне в ноги нарочно, что бы по этому поводу ни думали Касс или Эли.

Кроме того, это была крутая штука. На ощупь осколок был гладким и прохладным – не совсем как металл или пластик, но такой же плотный и суперпрочный. Я поднял его, подставляя под солнечные лучи.

– Ты его износил, – заметил Касс. – Мне кажется, он съежился.