Астрид Линдгрен - Солнечная Полянка (сборник)

Эти слова девочка помнила; а когда она пела, ей почему-то казалось, что и сама она маленькая овечка, отбившаяся от дома, и тогда Стине Марии случалось всплакнуть. Но она всё про себя забыла и не знала, кто она такая на самом деле. Ночевать девочка приходила в пещеру, где жила женщина-тень; Стина Мария звала эту женщину мамой. Овечек она тоже приводила на ночь в пещеру и укладывала спать рядом с собой, ей нравилось слушать, как в темноте позвякивают их колокольчики.

Сменялись дни и ночи, проходили месяцы и годы, а Стина Мария всё пасла своих овечек в дремучем лесу, мечтала да пела песенки на берегу сумрачного озера.

А время всё шло. Безмолвная тишина царила в подземном мире. Ни звука не слышала тут Стина Мария, кроме собственного тихого пения да тонкого звона золотых колокольчиков; разве что иногда над сумрачным озером, куда она приводила на водопой своих овечек, нет-нет да вскрикнет в тумане какая-то птица.

И вот однажды сидела она в забытьи на бережку, глядела, как пьют овцы, и задумчиво черпала рукой воду. Как вдруг раздался такой грохот, что всё кругом задрожало, всколыхнулись сумрачные воды; потом послышался голос, да такой громкий, что все деревья в сумрачном лесу приклонились к земле, и на всё подземное царство раскатом прогремели старинные слова, такие же древние, как хутор Капела:

Стина Мария вздрогнула и точно проснулась.

– Слышу, дедушка! Слышу! Я здесь! – закричала она.

Тут же она всё вспомнила. Вспомнила дедушку, вспомнила голос родимой матушки, вспомнила имя отчее, вспомнила, кто она такая, и поняла, что родной дом её на хуторе Капела.

И поняла Стина Мария, что живёт она в плену у подземных жителей в том тёмном царстве, где не светят ни солнце, ни луна, ни звёзды. И вот пустилась Стина Мария бежать со всех ног, а овцы и ягнята за ней: казалось, что серая речка течёт следом за Стиной Марией по сумрачному дремучему лесу.

А подземные жители, услыхав грохот и громкий голос, повылезали из своих пещер и гротов и злобно зашептались, а глаза у них почернели от злости. Все смотрели на Стину Марию, и бормотали всё громче, и показывали пальцем на девочку. И тогда серый старичок, который привёл сюда Стину Марию, кивнул головой.

– Пускай поспит в сумрачном озере, – пробормотал он. – Не будет нам тишины и покоя, покуда её род живёт в Капеле. Пускай она поспит в сумрачном озере.

И сразу же подземные жители, словно тени, обступили Стину Марию, и схватили её, и потащили к озеру, над которым стелился густой туман.

Но тут женщина, которую Стина Мария звала своей мамой, вдруг как закричит во весь голос! Никто ещё не слыхал в подземном царстве такого крика.

– Красавица моя! – кричала женщина-тень. – Солнышко моё!

Она ворвалась в толпу и обхватила Стину Марию своими незримыми руками. Посмотрев на подземных жителей почерневшими от гнева глазами, она крикнула им срывающимся голосом:

– Только я сама, и никто другой, уложу моё дитя спать, когда настанет время!

Она подняла Стину Марию на руки и понесла к озеру, а все подземные жители стояли молча и словно чего-то ждали.

– Пойдём, красавица моя! – бормотала женщина. – Пойдём, спать пора!

Над озером клубился туман. Едва женщина вступила в него, он густою пеленою обвил её и девочку. Но Стина Мария заметила, как внизу под ногами блеснула вода, и с тоской подумала: «Ох ты мой ягнёночек, не видать тебе больше Капелы!»

Но женщина-тень, которую Стина Мария звала мамой, погладила её незримой рукой по головке и шепнула:

– Беги вслед за овечками, красавица моя!

И Стина Мария осталась совсем одна, в густом тумане не видно было ни зги, только впереди звенели золотые колокольчики, и девочка шла за ними. Колокольчики вели её сквозь мрак и туман, она шла и шла, сама не зная куда, и после долгого пути вдруг почувствовала под ногами траву, короткую, общипанную овцами травку, какая бывает на выгоне.

«Вот уж не знаю, куда я попала, – подумала Стина Мария. – Но трава тут растёт такая же, как у нас дома».

В тот же миг туман пал росою, и девочка увидала месяц. Месяц светил над хутором Капела, он как раз выглянул из-за крыши овчарни. А на Лисьем камне сидел дедушка и держал в руках свой посох.

– Где же ты так долго пропадала? – спросил дедушка. – Пойдём скорее домой, пока похлёбка не остыла!

Но тут он замолчал. Потому что увидел овец. Красивые белые овечки паслись на лугу вместе с малыми ягнятами, дедушка ясно разглядел их на лугу в свете месяца и услышал нежный звон колокольчиков.

– Вот уж правда, старость – не радость, – сказал дедушка. – У меня в ушах звенит, и я вижу овец, которых загрыз волк.

– Это не те овцы, которых волк загрыз, – сказала Стина Мария.

Тогда дедушка посмотрел ей в глаза и понял, где побывала Стина Мария. Тот, кто побывал в подземном царстве, на всю жизнь остаётся меченым. Даже если ты пробыл там ровно столько времени, сколько надо, чтобы похлёбка сварилась и месяц успел подняться над овчарней, метка всё равно останется у тебя на всю жизнь.

Дедушка поднял Стину Марию на руки и посадил её к себе на колени.

– Ох ты мой ягнёночек, – сказал дедушка. – Сколько же времени ты пропадала, бедная овечка?

– Много месяцев и много лет, – ответила Стина Мария. – И если бы ты не позвал меня, я бы там и осталась.

Но в старых дедушкиных глазах светилась радость при виде овечек. Он всех пересчитал и убедился, что их столько же, сколько сгубил волк.

– Похоже, что в Капеле всё-таки будут стричь овец, – сказал дедушка Стине Марии. – Похоже, что надо мне с вечера наточить овечьи ножницы. Если, конечно, лунные овечки – твои.

– Мои они, чьи ж ещё! – сказала Стина Мария. – Сейчас они беленькие, а были серые, когда мне их дали…

– Тсс. Молчок! – перебил дедушка.

– …дали их те, кого нельзя называть по имени, – закончила Стина Мария.

Месяц всё выше поднимался над крышей овчарни и озарил своим светом луг, на котором паслись овцы и ягнята хутора Капела. Дедушка взял свой посох и постучал по земле: «Стук-стук-постук…»

– Тсс! Молчок! – остановила его Стина Мария.

И шёпотом, дедушке на ушко, сказала стих, который был такой же древний, как сам хутор Капела:

Давным-давно, в пору бед и нищеты, жил на маленьком хуторе, затерявшемся в глухом лесу, мальчик по имени Нильс. Хутор этот прозывался Дубовой Рощей. Таких маленьких, сереньких, бедных хуторков было в то время много. Одно богатство и было в них – малые ребятишки. Но такие, как Нильс, встречались редко. Случилось так, что он тяжко захворал, мать боялась, что он умрёт, и уложила его в постель в чистой горнице, куда по будням дети и носа сунуть не смели. Впервые в своей жизни Нильс занимал один целую кровать. Его трясло в лихорадке, голова горела, и он едва понимал, что с ним творится, однако знал, что спать одному в постели – большая роскошь. Чистая горница казалась ему настоящим раем. Штора в горнице была опущена, и в ней царили прохлада и полумрак. Стоял июнь, цвели сирень и ракитник, в распахнутое окно из сада, словно сквозь сон, до Нильса доносилось их благоухание, в лесу без устали куковала кукушка. Мать со страхом слушала это кукование, и вечером, когда воротился домой отец, она сказала помертвевшим голосом: