Астрид Линдгрен - Мадикен (сборник)

Но Мадикен всё поняла. Как же ей не понять, что сейчас чувствует её любимая Альва! Альва плачет потому, что бургомистерша и все эти глупые людишки обидели её своим надменным и презрительным поведением. Мадикен подумала, что Альву стало не узнать, в ней точно что-то надломилось.

«Уж какая есть, такая я и есть. С какой стати я буду другой!» – любила говорить Альва, и то же самое было написано у неё на лице. А сейчас её точно подменили. Можно подумать, что она себя стыдится.

Мадикен чувствует, что больше не может этого вынести. Ещё немного, и она тоже разревётся. А это было бы слишком ужасно. Надо куда-нибудь уйти, где можно без стеснения поплакать. Может быть, на веранду?

– Я скоро вернусь, – пробормотала Мадикен, и, к счастью, никто не стал её удерживать.

Ей повезло: на веранде никого не оказалось. А то обычно толпится народ и заглядывает в окна. Если тебя не пускают на праздник, то можно хотя бы посмотреть, как другие веселятся. Это никому не запрещается. Даже пьяницы из «Забегайки», заслышав музыку, тянутся к освещённым окнам павильона.

Разноцветные фонарики только слабо освещают веранду, и здесь самое подходящее место, чтобы пореветь. И Мадикен дала волю слезам. Закрыв лицо руками, она горько рыдает. Ну почему жизнь так печальна, когда всё могло бы быть так хорошо? Почему никто не знает ответа?

Долго проплакала Мадикен в темноте, ей стало холодно в лёгком платьице. Вдруг она услышала рядом чей-то голос:

– О чём это ты горюешь?

Перед нею, чёрный как ночь, стоял трубочист Берг. Мадикен испугалась до полусмерти. Вообще-то она никогда не боялась трубочиста Берга. Он ей даже нравился. Она даже часто вела с ним разговоры, когда он приходил в Юнибаккен прочищать печные трубы. Но сейчас он её очень напугал.

Трубочист Берг возвращался домой после работы. В доме по соседству загорелась сажа в трубе, и он ходил тушить пожар. Хотя сегодня суббота, но дело было неотложное, и ему пришлось пойти, несмотря на позднее время. Потушив пожар, он сходил в «Забегайку», прополоскал горло пивком. А потом решил посмотреть, как пляшут господа. Он совсем не хотел испугать Мадикен.

Трубочист Берг очень обходителен с женщинами. Он всегда находит общий язык даже с такими маленькими, как Мадикен. Он быстро выведал, о чём она горюет. Она ему всё выложила. Про белое платье, и Бертину свадьбу, и про бургомистершу, и про то, что у Альвы на глазах слёзы и она ни разу не потанцевала.

– Ну и безобразие! – говорит трубочист. – Такая красивая и славная девушка! Вот уж действительно безобразие!

Трубочист заглянул в окно, и Мадикен показала ему, где сидит Альва. Даже отсюда видно, какая она унылая.

– Да уж! Это никуда не годится, чтобы девушка сидела с таким несчастным видом, тем более на балу! – говорит трубочист.

И снова заиграла музыка, это опять вальс – «Прощание ландышей». Мадикен сразу узнала его, это любимый вальс Альвы.

Трубочист такой молодец, что всё на свете умеет. Он и поёт хорошо. Глядя в окно на Альву, он сначала стал тихонько напевать мелодию вальса, а потом вдруг как запоёт во весь голос! Распахнув настежь дверь, он вошёл в зал и, продолжая петь, направился прямо к Альве. За ним по пятам мышонком прошмыгнула Мадикен.

– Разрешите вас пригласить, фрёкен Альва! – говорит трубочист, раскланиваясь перед ней. – Уж вы простите, что я так чёрен и грязен и от меня несёт пивом!

«Ну, если бургомистерша до сих пор не грохнулась в обморок, то теперь это с ней непременно случится», – думает Мадикен.

А остальные гости решили, что появление поющего трубочиста входит в программу праздника. Все перестали танцевать, ожидая, что будет дальше.

Ждёт и трубочист.

– Ну как, фрёкен Альва? – спрашивает он.

Наконец-то Альва пришла в себя от неожиданности. Она улыбнулась и смело посмотрела в глаза трубочисту.

– Спасибо, я с удовольствием! – сказала Альва, тряхнув головой. – Давно пора выйти на круг и показать этим мокрым курицам, как люди танцуют!

Она встала, трубочист обхватил её своей чёрной рукой за талию, и тут уж она всем показала!

Никто, кроме них, не танцует, и только они вдвоём летают по залу, словно птицы, и поют, и не отрываясь глядят в глаза друг другу. Альвино платье развевается в вихре вальса. Они танцуют и танцуют, и поют, и смеются. Такого танца Мадикен никогда в жизни ещё не видела. До чего же это красиво! Альва вся в белом, такая красивая, и трубочист тоже – такой красивый и весь чёрный. Мадикен даже затаила дыхание. Ей хочется, чтобы их танец никогда не кончался.

И тут что-то случилось со всеми, кто на них смотрел. Они ведь обещали бургомистерше выжить с бала служанку Энгстрёмов холодным обращением. Но они словно забыли о своём обещании. Все смотрят увлечённо и тоже поют и хлопают в ладоши в такт музыке. Мадикен посмотрела на папу. Восторженно и весело он говорит маме:

– Смотри хорошенько! Такой красоты ты нигде больше не увидишь!

Бургомистерша в ладоши не хлопает и не поёт. Она успела напеться.

Зато бургомистр, который весь вечер просидел за столом, попивая пунш, вскочил со стула и, любуясь бело-чёрной парой, кружившейся в вальсе, восхищённо захлопал в ладоши и спросил у жены:

– И где это ты их откопала? Эта пара чудесные танцоры!

– По-моему, тебе пора идти домой! – сказала на это бургомистерша.

А музыка всё играет. Кажется, музыканты сами не хотят кончать. И только по знаку бургомистерши, которая сердито махнула рукой, музыка смолкла.

Тогда трубочист отвесил Альве поклон, отвесил поклон бургомистерше и остальным зрителям. Затем он подал Альве руку, и они с песней торжественно покинули зал. Но, прежде чем выйти за дверь, трубочист громко сказал:

– Я ухожу вместе с ландышем! А вы теперь попляшите сами, как умеете. Эх вы, кузнечики!

Придя домой, Мадикен прибежала к Альве на кухню. Хотя было уже поздно, Альва ещё не ложилась. Она сидит за столом, пьёт молоко с сухарями, и лицо у неё совершенно счастливое. Она ещё не сняла с себя белого платья, но только оно уже не совсем белое, потому что на талии стало чёрным.

– Ой, как же я влюбилась в трубочиста! – говорит Альва.

От таких слов Мадикен встревожилась:

– Нельзя, Альва! Он ведь женатый, и у него пятеро детей.

– Знаю, – говорит Альва. – Поэтому я решила влюбиться до четверга или до пятницы. А потом я образумлюсь… Но уж до тех пор… Ух! Как же я в него влюблена! Просто сил нет, как я влюблена!

– Оно и видно, – говорит Мадикен.

Она успокоилась насчёт Альвы. Раз только до пятницы, то пускай себе влюбляется!

Мадикен зевнула. Ей хочется спать. Она никогда ещё не засиживалась так поздно. Но есть одна вещь, которую ей обязательно надо обсудить с Альвой перед тем, как они лягут спать.