Питер Леранжис - Семь чудес и гробница теней

– Бежим! – крикнул я. – Скорее!

– Нет… – прокряхтел профессор Бегад. – Мы не можем…

– Еще как можем! – перебила Эли. – Иначе он нас сожрет!

Взмахом крыльев послав в нашу сторону порыв раскаленного воздуха, грифон прыгнул.

Мы побежали с холма, прочь от огня. Крик грифона прорезал воздух. Я почувствовал, как его когти вонзаются мне в плечи. Опять. Но я лишь сильнее прижал к себе профессора – частично из страха уронить его, частично чтобы заглушить боль.

– Помогите… – закричал я, стиснув зубы.

Грифон так резко дернул меня вверх, что я испугался, как бы он не выдрал мне плечи. Мои ноги оторвались от земли, и все, что мне оставалось, это не выпустить профессора Бегада.

Эли и Касс бросились ко мне и, схватив меня за ноги, попытались опустить на землю.

– Нет! Я уроню Бегада! – заорал я. – Хватайте… лапу Твити!

Я почувствовал, как они оба подпрыгнули и схватили лодыжки чудовища. Боль от когтей стала невыносимой, каждый нерв моего тела натянули, и мысли и чувства оставили меня. Я слышал крики Касса и Эли, кожей ощущал волны жара, накатывающего с земли. Но уже ничего не чувствовал и ни о чем не думал, будто все происходящее было всего лишь сном, не имеющим ничего общего с реальностью.

И все же я продолжал держать профессора. Но когда он начал выскальзывать из моих рук, я всеми силами стал концентрировать внимание на своих пальцах, не давая им разжаться.

– Vasilissa! – будто из другого мира донесся крик Скилаки. Она парила рядом с нами, для чего ей хватало собственных сил. И сопровождалось это явно куда меньшей болью.

– Она что, приказывает грифону нас убить? – спросил Касс.

– Vasilissa, – ответил Бегад, – означает «царица». Она приказывает ему отнести нас к Артемисии.

Мы начали резко снижаться. Подхваченный встречным сухим спертым воздухом, профессор, казалось, совсем ничего не весил. Я отчаянно моргал, не позволяя себе зажмуриться.

Под нами был передний двор огромного каменного замка. Его зубчатые башни были покрыты трещинами, а кое-какие вообще лежали разрушенными, бойницы пустовали, а сами защитные стены густо увивал плющ, прорастающий прямо в каменных блоках. За внешними стенами на узкой полоске земли, которая служила берегом Фотии, возвышались горы костей и гниющих трупов. Сама же река, как я теперь понял, представляла собой широкий ров ревущего пламени, окружавший замок.

В следующую секунду мы пронеслись над стеной, и перед моим взором оказались внутренний двор и местами разрушенные каменные стены, подсвеченные чашами с огнем. Мои ноги больно ударились о твердую землю. Грифон наконец выпустил меня, и я покатился по двору. Мои плечи будто нашпиговали ножами, и я, должно быть, закричал, потому что Эли крепко меня обняла.

– С тобой все будет в порядке, Джек, – пообещала она. – Мы рядом. Все как-нибудь наладится.

Быстро моргая, я посмотрел наверх, на лицо Скилаки. Она продолжала выкрикивать команды грифону, который, придушенно щебеча, пятился от нее на полусогнутых лапах, пока не врезался задом в стену замка.

Профессор Бегад лежал лицом вниз на утрамбованной земле. Я перевернул его. Глаза старика были зажмурены, рот открыт, а грудь неподвижна. Пламя от чаш на стенах отбрасывало на его лицо причудливые тени.

Я судорожно попытался вспомнить основы первой помощи при остановке сердца, которые мы изучали с папой. Я опустился на колени рядом с профессором и уперся основаниями ладоней ему в грудь. Один-два-три-пауза… Один-два-три-пауза… Касс и Эли присели сбоку от меня.

Один-два-три…

– Пха! – Бегад сильно закашлялся, и его глаза распахнулись. – Мальчик мой, ты делаешь мне больно!

Я отстранился, и он попытался сесть. Эли бросилась его обнимать, а я без сил привалился к Кассу, который положил мне руку на плечо.

– Отличная работа, Джек, – сказал он.

Наше облегчение продлилось всего пару секунд и было прервано неожиданным грохотом, раздавшимся откуда-то сзади.

Мы обернулись. Наполовину сгнившая деревянная дверь отворилась, ударившись о внутреннюю стену замка. По всему двору разлетелись щепки.

За дверью был абсолютно черный портал. В нем медленно, будто тьма вдруг стала выцветать, проступили две пары белых, как шарики для гольфа, глаз. Перемещаясь вверх-вниз, они приблизились к порталу, и вокруг них проявились костлявые лица.

Со стороны Касса донесся придушенный всхлип. Меня и самого затошнило. Из тьмы вышли двое мужчин в лохмотьях и со сковывающим шею ярмом, как у быков. Их кожа свисала сухими лохмотьями, а в дырках на голове проступали кости черепа. Волосы торчали пучками из самых странных мест, будто приклеенные кое-как обрывки проводов, и у обоих не было губ. Изо рта у них капала слюна, мужчины стонали, таща за собой скрипящую сломанными колесами огромную колесницу.

– Мне все это ужасно не нравится… – пробормотала Эли.

– Зомби, – простонал Касс. – Ненавижу зомби.

Колесница представляла собой украшенную замысловатой резьбой деревянную кабину, поставленную на четыре расшатанных колеса и покрытую серой выцветшей тканью. Изнутри раздался крик на неизвестном мне языке.

– Унгх, – ответил один из запряженных.

Из-за занавески высунулась рука и с силой ударила длинным кожаным хлыстом по спине зомби.

Я вздрогнул, но тот, похоже, ничего не заметил.

Из кабины вышел мужчина столь огромных размеров, что колесница едва не воспарила, когда он покинул ее. На зомби он не был похож, хотя и человеческого в нем тоже было не так уж много. Его кожа казалась ненормально жесткой, будто сделанной из пластика. Его второй подбородок подпирали несколько следующих, а в мешках под глазами можно было спрятать по котенку. Опираясь на украшенный драгоценностями бронзовый посох, набалдашник которого представлял собой маленькую гипсовую копию мавзолея, он направился к нам. Жирные складки на лице растягивали его рот в некое подобие ухмылки, но глаза мужчины, когда он посмотрел на нас, были пусты и холодны.

– Они говорят по-английски, Маппас, – сказала Скилаки.

Мужчина по имени Маппас ничего на это не ответил и протянул к кабине ладонь.

Из-за занавески показалась худая рука. Поддерживаемая здоровяком, из кабины вышла женщина с пышными серебристо-белыми волосами, водопадом спадающими на прикрытые золотым платьем свободного покроя плечи. Кое-где на краях ткань разорвалась, зато вышивка переливалась драгоценными камнями. У женщины были очень худые лодыжки и сухая и морщинистая, как грецкий орех, кожа на лице. Она выглядела зачахшей и старой, но на фоне окружающих ее зомби сошла бы за идеал здоровья.

– Преклонитесь перед царицей Артемисией! – взревел Маппас.

Я посмотрел на Касса и Эли, ответивших пожатием плеч. Мы и так стояли на коленях, так что нам оставалось лишь поклониться.