Астрид Линдгрен - Приключения Эмиля из Лённеберги

Вот такие-то ворота преграждали и дорогу, ведущую через Катхульт, но, поверь мне, Эмилю не удалось ещё заработать ни эре, потому что Катхульт был в такой глухомани, что никто туда никогда не ездил ни по каким делам. Один только хутор был за Катхультом, как раз тот самый хутор Бакхорва, где сегодня устраивали торг.

«Значит, всем, кто туда поедет, не миновать наших ворот», – подумал хитрый Эмиль.

За тот час, что Эмиль простоял у изгороди, он заработал ни много ни мало целых пять крон и семьдесят четыре эре. Представляешь? Телеги ехали одна за другой, и Эмиль едва успевал притворить ворота, как их уже надо было снова распахивать. Крестьяне были в тот день в отличном настроении, и к тому же они торопились попасть на торг и были рады, что можно не останавливаться в пути. В благодарность за услугу все кидали Эмилю в кепку монетки – кто две, а кто пять эре. А некоторые даже раскошеливались на блестящую десятиэровую монетку, хотя потом, наверно, простить себе этого не могли.

Только хуторянин из Кроксторна разозлился, когда Эмиль захлопнул ворота перед его гнедой кобылкой.

– Эй, малый, чего затворяешь? – крикнул он.

– А как же я их открою тебе, если сперва не закрою? – удивился Эмиль.

– Да в такой день ворота должны стоять распахнутыми! – ещё пуще разъярился возница.

– Дураков мало! – возразил Эмиль. – Пусть эта рассохшаяся скрипуха хоть раз в жизни мне послужит.

Хозяин Кроксторна замахнулся кнутом и не кинул Эмилю ни эре.

Когда все, кто отправился на торг, проехали через Катхульт и стоять у ворот больше не было смысла, Эмиль вскочил на Лукаса и поскакал на хутор Бакхорву таким галопом, что монетки в его кармане зазвенели, забренчали и зазвякали.

Торг был в самом разгаре. Люди теснились вокруг вытащенного из дома, расставленного и разложенного во дворе имущества. От яркого солнечного света каждая вещь казалась намного лучше, чем была на самом деле. На бочке, окружённой толпой, стоял глашатай и по очереди поднимал над головой то чашку, то сковородку, то продавленный плетёный стул, то ещё какую-нибудь рухлядь. Ведь как бывает на торге: выкрикиваешь цену, которую ты готов дать за тот или другой предмет, и если не находится покупателя, предлагающего больше, то, скажем, диван или там качалка остаются за тобой.

Когда Эмиль влетел на взмыленном Лукасе во двор хутора, толпа так и ахнула.

– Гляди-ка, да это же малый из Катхульта! – забеспокоились люди. – Явился не запылился! Пожалуй, самое время отправляться восвояси.

Но Эмиль приехал сюда не баловаться, а дела делать, и денег у него было столько, что просто голова кружилась. Не успев ещё соскочить с Лукаса, он тут же предложил три кроны за колченогую железную кровать, которая ему и даром была не нужна. К счастью, какая-то старушка согласилась отдать за неё четыре кроны, и таким образом Эмиль был спасён.

Но он не унимался, с яростью назначал свои цены на всё подряд и вскоре оказался владельцем трёх предметов: во-первых, шкатулки, обитой выгоревшим бархатом, с крышкой, украшенной маленькими голубыми ракушками; во-вторых, здоровенной деревянной лопаты, которой сажают хлеб в печь; и в-третьих, старого ржавого насоса. Я должна тебе сказать, что никто во всей Лённеберге не дал бы за него и десяти эре, но Эмиль тут же выкрикнул: «Двадцать пять!» – и ему вручили насос.

– Караул! – в ужасе завопил Эмиль. – На что он мне!

Но было уже поздно. Хочешь не хочешь, а злополучный насос принадлежал теперь ему.

Подошёл Альфред, потрогал шланг и расхохотался:

– Хозяин насоса Эмиль Свенсон! Поздравляю. Только объясни, на кой тебе эта штука?

– А вдруг нагрянет гроза, ударит молния, загремит гром и начнётся пожар? – ответил Эмиль.

И в тот же миг действительно гроза нагрянула, молния ударила и гром загремел, во всяком случае, так сперва решил Эмиль. Но оказалось, это нагрянул всего лишь его папа, он схватил Эмиля за шиворот и принялся так его трясти, что у него волосы выбились из-под кепки.

– Ах ты, негодник! Совсем от рук отбился! – кричал папа Эмиля.

Он ходил вокруг хлева, приглядывая подходящую корову, когда к нему подлетела запыхавшаяся Лина.

– Хозяин, хозяин! – кричала она, еле переводя дух. – Эмиль сюда прискакал, он купил насос!.. Вы ему разрешили?

Ведь папа Эмиля и понятия не имел, что у мальчика завелись свои деньги. Он думал, что это ему придётся платить за то, что сторговал его сын. И потому нечего удивляться, что он побледнел как полотно и даже задрожал всем телом, когда услыхал про насос.

– Пусти, пусти! Я уже заплатил за него! – кричал Эмиль.

В конце концов ему кое-как удалось объяснить разгневанному отцу, что разбогател он, отворяя ворота на дороге у хутора.

Отец обрадовался, что Эмиль проявил такую находчивость и сам заработал несколько крон, но считал, что всё равно не дело тратить их без толку.

– Я не позволю тебе швырять деньги на ветер, – строго сказал он. И потребовал, чтобы Эмиль тут же показал ему всё, что купил.

Когда он увидел эти удивительные покупки, он опять пришёл в ярость: старая бархатная шкатулка, которая решительно никому не нужна, да деревянная лопата для хлеба, точь-в-точь такая же, как у них дома, в Катхульте, – нечего сказать, нашёл что купить! Но бессмысленнее всего был, конечно, ржавый насос.

– Заруби себе на носу раз и навсегда, парень, покупать надо только то, что тебе совершенно необходимо, – сказал папа Эмилю.

Конечно, папа прав, но как узнать, что именно тебе совершенно необходимо? Взять, к примеру, лимонад. Необходим он или нет? Эмиль, во всяком случае, решил: что-что, а уж лимонад ему совершенно необходим.

После отцовского нагоняя он печально слонялся по торгу и вот тут-то увидел под кустом сирени стол, на котором продавались пиво и лимонад.

Владельцы Бакхорвы, всегда славившиеся предприимчивостью, привезли по случаю торга несколько ящиков всевозможных напитков из пивоварни в Виммербю и продавали их всем желающим.

Эмилю только раз в жизни удалось попробовать лимонад, поэтому он так и обрадовался, когда увидел, что тут его продают, а карманы его полны звонких монет. Подумать только, какое счастливое совпадение!

И Эмиль залпом выпил целых три стакана.

Но тут снова нагрянула гроза, ударила молния и загремел гром. Его папа, как на грех, оказался рядом, он снова схватил Эмиля за шиворот и снова принялся его трясти.

– Как ты смеешь! – кричал папа. – В кои-то веки заработал несколько эре и сразу же побежал распивать лимонад!

Но тут рассвирепел уже Эмиль.

– Я что-то ничего не понимаю! – завопил он в ответ, не скрывая своего гнева. – Когда у меня нет денег, я, понятно, не могу пить лимонад – не на что, а когда есть, мне почему-то нельзя его пить. Так когда же, чёрт возьми, мне его, по-твоему, пить?