Евгений Морозов - Интернет как иллюзия. Обратная сторона сети

Был велик соблазн бросить все и оставить интернет на произвол судьбы. Но это было бы неверно. Если бы западные политики просто сочли интернет вещью бесперспективной и перешли к другим, более важным делам, они сделали бы ошибку. Пораженчество сыграло бы на руку авторитарным правителям, успешно продолжающим использовать интернет в качестве кнута (наказывая тех, кто осмеливается бросить вызов официальному курсу) и пряника (позволяя всем остальным развлекаться). Вывод скорее таков: интернет останется с нами, его значение будет увеличиваться, а тем, кто озабочен содействием распространению демократии, придется не только иметь с ним дело, но и выработать механизмы и процедуры, которые позволили бы избежать в киберпространстве трагической ошибки такого же масштаба, как скандал в Абу-Грейбе. Это не такой уж странный сценарий. Разве трудно представить, что сайт наподобие “Фейсбука” непреднамеренно раскрыл личные данные иранских или китайских оппозиционеров и сделал их тайные связи с западными спонсорами очевидными для властей?

Чтобы достичь подлинного успеха, Западу следует не только избавиться от киберутопизма и усвоить трезвый взгляд на вещи. Когда дело доходит до конкретных шагов по укреплению демократии, киберутопические убеждения уступают место столь же ошибочному подходу, который я называю интернетоцентризмом . В отличие от киберутопизма, интернетоцентризм – не система воззрений, а скорее философия действия, которая объясняет, как принимаются решения, в том числе относящиеся к укреплению демократии, и как вырабатывается долгосрочная стратегия. Киберутопизм говорит о том, что следует сделать, а интернетоцентризм – как это сделать. Интернетоцентристам нравится отвечать на любой вопрос о демократических изменениях, формулируя ответ в терминах интернета и не принимая в расчет ситуацию, в которой эти изменения желательны. Они зачастую игнорируют в большой степени политическую природу техники и особенно интернета и любят предлагать тактику, которая подразумевает, что логика интернета (которую в большинстве случаев только они и способны постичь) сформирует среду, в которую он проникает, а не наоборот.

Большинство утопистов является интернетоцентристами. Однако это не значит, что все интернетоцентристы – утописты: многие из них считают себя прагматиками, которые отказались от возведения воздушных замков ради достижения реальных, ощутимых результатов. Иногда они даже готовы признать, что нужно нечто большее, чем информация, чтобы взрастить, установить и консолидировать здоровую демократию.

Но такой реалистический взгляд не предохраняет от ошибочных методов, которые отдают приоритет средству над средой и, соответственно, не учитывают социальные, культурные и политические тонкости и случайности. Интернетоцентризм сродни галлюциногенному наркотику: он заставляет игнорировать местные условия и создает у политиков ложное впечатление, будто у них есть могущественный союзник. Крайний интернетоцентризм ведет к гордыне и самонадеянности вкупе с опасной иллюзией обретения действенного контроля над Сетью. Нередко адепты интернетоцентризма воображают, что полностью овладели своим любимым инструментом. Они считают его состоявшейся, законченной технологией и забывают о многочисленных силах, которые постоянно изменяют Сеть – и далеко не всегда к лучшему. Считая интернет чем-то неизменным, они не ощущают себя ответственными за то, чтобы он оставался свободным и независимым, за то, чтобы сдерживать могущественных медиаторов – компании вроде “Гугла” и “Фейсбука”.

По мере того как будет расти влияние интернета на политику (и в авторитарных, и в демократических государствах), будет возрастать и стремление забыть о контексте и исходить из того, что предлагает интернет. Сама по себе Сеть, однако, не предлагает ничего конкретного. Обширная практика показала, что она делает сильных сильнее, а слабых – слабее. Невозможно сделать интернет плацдармом укрепления демократии, не рискуя успехом всего предприятия.

Главная мысль этой книги проста: чтобы не упустить перспективы, предоставляемые интернетом для борьбы с авторитаризмом, тем из нас на Западе, кто все еще желает распространения демократии, придется отойти от доктрины “Гугла”, оставив в стороне и киберутопизм, и интернетоцентризм. В настоящее время мы исходим из ложных предпосылок (киберутопизм) и используем непригодные методы (интернетоцентризм), имея дело не с реальным интернетом, а с собственными иллюзиями. Эта логика может привести к серьезным последствиям для всего мира и поставить под угрозу демократический проект в целом. Подобную глупость Западу совершать не стоит.

Вместо этого нам необходимо избрать политику, основанную на реалистичной оценке рисков, которые несет интернет, и скрупулезном, непредвзятом анализе его перспектив. Наши действия должны учитывать местные условия и сложные связи интернета с остальной внешней политикой: мы должны исходить не из того, что позволяют сделать современные технологии, а из того, чего требует геополитическая обстановка.

В известном смысле уступки киберутопизму и интернетоцентризму сродни боксу вслепую: время от времени мы сможем наносить сильные удары по авторитаризму, однако эта стратегия не годится, если мы хотим победить. Борьба с авторитаризмом слишком важна, чтобы предоставлять противнику интеллектуальную фору – даже если это позволяет нам забавляться с новенькими блестящими гаджетами.

В июне 2009 года тысячи молодых иранцев со смартфонами в руках (а самые “продвинутые” – с беспроводными гарнитурами “блютус”) вышли на улицы Тегерана, чтобы выразить свое возмущение фальсификацией результатов выборов. Напряжение росло. Некоторые протестующие – неслыханное дело! – даже призвали Хаменеи уйти в отставку. Однако многие граждане сочли выборы честными и приготовились защищать, если потребуется, президента Махмуда Ахмадинежада, сохранившего свой пост. Иранское общество, превратившееся в поле битвы популизма, консерватизма и модернизации, столкнулось с самым серьезным политическим кризисом с 1979 года, когда исламские революционеры свергли непопулярного, проамерикански настроенного шаха Мохаммеда Резу Пехлеви.

Но не это обстоятельство привлекло внимание западных массмедиа – они предпочли размышлять о том, как интернет несет Ирану демократию. “‘Твиттер’ несет весть о революции”, – гласила первая запись в блоге Эндрю Салливана из журнала “Атлантик”, сделанная несколько часов спустя после того, как стало известно об уличных протестах. Салливан сосредоточился на устойчивости “Твиттера”, популярного сервиса микроблогов: “‘Твиттер’ выстоял, когда режим перерезал остальные коммуникации. И это дало замечательные результаты”. Позднее Салливан, хотя “замечательных результатов” по-прежнему не наблюдалось, в блоге объявил “Твиттер” “критически важным средством организации сопротивления в Иране”, но не позаботился о том, чтобы привести доказательства своей мысли. Спустя несколько часов после начала протестов блог Салливана превратился в главный информационный узел, почти мгновенно распространяющий гиперссылки на новости об иранских событиях. Тысячи читателей, не обладающих выносливостью, необходимой для просмотра сотен новостных сайтов, увидели иранские события глазами Эндрю Салливана. Как выяснилось, ему был присущ весьма оптимистический взгляд на вещи.