Евгений Морозов - Интернет как иллюзия. Обратная сторона сети

Египетские “Братья-мусульмане”, разумеется, не воспринимают интернет как орудие сверхмодернизации, поскольку отвергают саму ее возможность, – по крайней мере, в том ее виде, в котором сверхмодернизацию преподносят неолиберальные институты, поддерживающие режим Мубарака. И хотя остальных смущает их видение будущего Египта и Ближнего Востока, сами “Братья-мусульмане” не имеют ничего против использования для его приближения современных средств наподобие интернета. В конце концов, современная техника способствует революциям всех сортов, не только прозападным. Даже такой убежденный консерватор как аятолла Хомейни не гнушался аудиозаписью для распространения своих проповедей в шахском Иране. “Мы боремся против автократии, за демократию, методами ксероксократии”, – таким был один из многочисленных прославляющих технологии лозунгов, выдвинутых в конце 70-х годов антишахской интеллигенцией. Если бы в то время существовал “Твиттер”, то манифестанты, разумеется, славили бы “твиттерократию”. Сейчас, хотя Исламская Республика восприняла многие аспекты современности (клонирование, оживленный легальный рынок человеческих органов, теорию суперструн – вот некоторые области, в которых Иран опередил ближневосточных соседей), политику и общественную жизнь страны определяет религиозный дискурс. Очень похоже на то, что львиная доля и денег, и внимания Запада будет направлена на смягчение неизбежно отрицательного влияния, которое религия, вооруженная интернетом, станет оказывать на международные отношения. Это не моральная аттестация религии: в некоторые моменты истории она оказала демократии и борьбе за свободу неоценимую поддержку, однако история показала, насколько опасным может быть ее влияние.

Приверженность Запада свободе интернета или отдельным ее аспектам может быть правильным и нравственным выбором, пусть и с тысячей оговорок. Однако Западу следует понять, что более свободный интернет в силу самой своей природы может значительно изменить повестку дня, создавая новые проблемы и усугубляя старые. Это не значит, что Запад должен начать амбициозную цензурную кампанию против интернета. Ситуация в разных странах требует различных политических мер, где-то – нацеленных на ослабление влияния религии и других культурных институтов, а где-то – на усиление этого влияния.

Национализм благодаря Сети также испытывает подъем. Представители депортированных народов могут найти друг друга в интернете. Существующие националистические движения могут обратиться к недавно оцифрованным архивам, чтобы предложить собственную версию истории. Новые сетевые сервисы теперь нередко служат местами встреч тех, кто переписывает историю. Государства спорят, должен ли Google Earth показывать границы в соответствии с их пожеланиями. Сирия и Израиль ссорятся из-за того, как будет отмечена в выпадающих меню “Фейсбука” территория Голанских высот. Индийские и пакистанские блогеры наперегонки отмечают участки спорной территории Кашмира на Google Maps как принадлежащие их странам. Компании “Гугл” досталось и за то, что несколько приграничных деревень в индийском штате Аруначал-Прадеш были отмечены на карте под китайскими названиями и “отданы” Китаю. Камбоджийцев разозлило решение администраторов Google Earth “подарить” Прэахвихеа, храмовый комплекс XI века, Таиланду (Международный суд в 1962 году постановил, что комплекс принадлежит Камбодже).

Оставим в стороне бои за электронные границы. Помог ли нам интернет преодолеть националистические предрассудки? Был ли прав Николас Негропонте, один из отцов-основателей киберутопизма, предсказавший в 1995 году, что “[в интернете] национализму останется не больше места, чем оспе”? Подтверждений столь радикальным заявлениям немного. На самом деле произошло противоположное.

Теперь, когда южнокорейцы могут следить за давними недругами-японцами с помощью неусыпного цифрового паноптикума, они начинают кибервойны по любому поводу, даже из-за фигурного катания. От глубоко укоренившихся националистических предрассудков нельзя избавиться одной только прозрачностью. Напротив, большая открытость может только усилить их. Спросите у нигерийцев, как они относятся к тому, что весь мир убежден, будто они – нация спамеров, пользующаяся интернетом только затем, чтобы известить нас о завещании, в котором некий нигерийский вождь любезно упомянул нас. Парадоксальным образом нигерийцы сами, по собственной воле, создают и поддерживают в интернете стереотипы о себе. Если бы “Фейсбук” и “Твиттер” существовали в начале 90-х годов, когда Югославия стремительно катилась в ад, киберутописты наподобие Негропонте были бы немало удивлены, увидев возникающие по всей Сети группы, призывающие к уничтожению сербов, хорватов или боснийцев.

Возможно, национализм и интернет – в некотором роде естественные союзники. Любой, желающий утолить свою ностальгию по величественному советскому, восточногерманскому или югославскому прошлому, легко может это сделать с помощью “Ю-Тьюба” и eBay , буквально наводненных сувенирами. Но речь не только о вещах. Исторические факты также могут быть легко подобраны и истолкованы так, чтобы соответствовать чьей-либо интерпретации истории. В прошлом маргинальную литературу, предлагающую ревизионистские или откровенно расистские интерпретации истории, было трудно найти. Крупные издательства избегали подобных спорных материалов, а независимые, бравшие на себя этот риск, публиковали книги мизерными тиражами. Теперь даже самые малоизвестные националистические тексты, которые прежде можно было отыскать лишь в некоторых общественных библиотеках, были оцифрованы поклонниками и широко распространились по Сети. Так, российские правые радикалы, уверенные в том, что Голодомор 1933 года – не более чем миф (во всяком случае, событие, которое не заслуживает того, чтобы его называли геноцидом), теперь могут заглянуть в круглосуточно доступные отсканированные тексты, парящие где-то в “цифровом облаке”. Эти тексты кажутся очень убедительными, хотя они исторически неверны.

Интернет поощряет не только мифотворчество, основанное на вольной интерпретации истории, но и выдвижение националистическими группами обоснованных претензий к титульной нации. Возьмем, например, черкесов – когда-то большой народ, рассеянный по всему Северному Кавказу. Им очень не повезло: народ был раздроблен на многочисленные этнические подгруппы, которые рассеялись по обширным российским владениям на Кавказе. В настоящее время черкесы – титульная нация в трех российских регионах (Адыгее, Карачаево-Черкесии, Кабардино-Балкарии). По данным Всероссийской переписи населения 2002 года, их около 720 тыс. человек.