Мари-Од Мюрай - Спаситель и сын. Сезон 3

– Но я же мог раскрыться во сне. В этой квартире было страшно жарко. Может, нарочно так было подстроено, чтобы я сбрасывал одеяло. В конце концов я снял другую квартиру, на последнем этаже. Чтоб никаких соседей сверху.

– И все наладилось?

– Ненадолго. Прошло три недели на новом месте, и тут вдруг чердак переоборудовали в квартиру. Там поселилась супружеская пара. И я выяснил знаете что?

Спаситель покачал головой, рассказ все больше увлекал его.

– Муж заведовал магазином, который торгует охранными системами и камерами видеонаблюдения. Тогда я решил предпринять контратаку.

– Да что вы!

– Стал по ночам, примерно раз в два часа, звонить им по телефону и повторять одно и то же: «Прекратите свои происки, или вам не поздоровится». Хотел их выжить, понимаете?

– Хороший ход, – согласился Спаситель. – И что же дальше?

– Они заявили на меня в полицию. Мне велели прекратить звонки и обязали обратиться к доктору Спесивье. Как вы догадываетесь, это ничего не решило. Она напрописывала мне психотропных и антидепрессантов. Я заполучил все побочные эффекты этих пилюль: бессонницу, тошноту, утомляемость, сердцебиение, сухость во рту и так далее. А соседи никуда не делись! Всё как было, так и осталось!

– Ну разумеется! – участливо сказал Спаситель.

Кермартен подозрительно посмотрел на него. Но ему так нужно было, чтобы кто-нибудь его выслушал, пусть даже с притворным сочувствием, что он продолжал свой рассказ:

– Но я кое-что придумал, идея была неплохая. Я установил над кроватью плотный черный балдахин. Получилось что-то вроде палатки, где я мог спокойно одеваться, раздеваться и спать… хм… голым, не опасаясь, что меня увидят.

– И соседи больше ничего не могли сделать?

– Как бы не так! Недели две назад я посмотрел по телевизору документальный фильм про Войну в заливе [4] Так называют войну в Персидском заливе (1990–1991 гг.) между многонациональной коалицией во главе с США и Ираком за освобождение захваченного Ираком Кувейта. и узнал из него, что существуют камеры, которые видят сквозь стены. Так что толку от моего несчастного балдахина никакого.

Спаситель скроил скорбную мину. Или он взаправду был огорчен? Но почему-то его тянуло подыгрывать Кермартену:

– Кстати, я вспомнил, что во время той самой войны придумали способ, как помешать самолетам засекать объекты на земле: их ослепляли.

– Прожекторами… или чем-то в этом роде?

– Совершенно верно. Вспышками или лучами света. Вы можете расставить вокруг кровати светодиодные светильники.

– Направить свет на потолок и ослепить соседей?

– Или хотя бы их камеры.

– А! Понятно! – Кермартен расцвел улыбкой и пошутил: – Когда я говорю «понятно», это значит, я понял! Что ж, испробую ваш приемчик!

– И назначим встречу на следующий понедельник, чтобы поставить точку в истории с соседями?

Проводив до двери Кермартена, уже прикидывавшего, как бы получше всё оборудовать, Спаситель сел за стол, закрыл лицо руками и на несколько минут погрузился в размышления.

«Паранойя, – думал он, – имеет три стадии». Взять, например, такую ситуацию: вы не получили от лучшего друга приглашения на день рождения, а потом увидели, что он прислал вам его на старый электронный адрес.

Первая стадия: вы решаете, что тот, кого вы считали лучшим другом, сделал это нарочно, чтобы не приглашать вас, но при этом хотел отмазаться – дескать, просто перепутал адрес.

Вторая стадия: вы думаете, что виновата жена вашего друга – это она, без его ведома, подменила адрес.

Третья стадия: жесткий диск вашего лучшего друга обработало ЦРУ, чтобы вы не получили приглашение.

Кермартен был на третьей стадии. Плечи Спасителя затряслись – он зажал рот руками, чтоб не расхохотаться в голос.

Зато доктор Спесивье не увидела в поведении Кермартена ничего смешного и прописала ему лошадиные дозы успокоительных и снотворных.

Доктор Анн-Элизабет Спесивье, маленькая, сухонькая, с жесткими седыми волосами, вечно спешила. Не случайно она страдала хроническим запором. В пять часов Элла с матерью уже сидели перед ее кабинетом. Она принимала их в промежутке между двумя другими пациентами.

– На этот стул, молодой человек! – велела она Элле.

Элла привыкла, что ее принимают за мальчика, особенно в магазинах и в автобусах. Но ее мать ошарашенно возразила:

– Это моя дочь.

– Да? Хорошо. Все равно садитесь. – Доктор Спесивье и глазом не моргнула.

А мадам Кюипенс показалось, что она вдруг впервые увидела свою дочь. Когда это она успела так измениться? Ну да, как-то раз пришла из парикмахерской с короткой стрижкой, сказала: «Под Кристину Кордулу», любимую манекенщицу матери. Отец несколько дней подтрунивал над дочкой – называл ее «Подноль», потом всё забылось.

– Итак, что с нашей барышней? – Психиатр, еще не приступив, торопилась покончить с консультацией.

Мадам Кюипенс хотела рассказать о школьной фобии Эллы, начиная с самых первых ее проявлений год назад, но только открыла рот, как психиатр перебила ее:

– Стоп, стоп! Отвечать будет барышня.

Но и Элле она не дала говорить – не дослушав даже первой фразы, засыпала ее вопросами, на которые следовало отвечать только «да» или «нет»:

– Бессонница? Двигательное возбуждение? Когда не сидится на месте, понятно? Эйфория? Вам кажется, что вы супервумен? Нет? Рассеянность на уроках? Повышенная утомляемость? Угнетенное состояние? Апатия? Эмоциональная неустойчивость? Резкие перепады настроения?

Нет и нет, ни единого попадания. Ни малейшего признака биполярного аффективного расстройства, а между тем среди детей сейчас свирепствовала эпидемия БАР второго типа. Доктор Спесивье постукивала ручкой по столу и наконец раздраженно сказала:

– Ну да, школьная фобия, теперь это модно! Тогда вам к психотерапевту. Могу рекомендовать хорошего специалиста.

Элла с победной улыбкой посмотрела на мать, а та промямлила:

– Да-да, конечно, раз вы считаете, что этого достаточно.

Вечером в спальне месье Кюипенс припомнил, что посылал дочь к психиатру.

– Так что тебе сказала врач?

– Ничего особенного. Что школьная фобия теперь в моде.

– И никаких лекарств не выписала?

– От этого нет лекарств.

– Черт знает что! Если ты плохо спишь, есть снотворные. Захандришь – вот тебе транквилизаторы. Любимую собаку потерял – пей антидепрессанты. А тут? Ничего!

Его трясло от негодования, он покрылся испариной, щеки стали лиловыми. Виржини уже готова была взять подушку, но ей необходимо было поделиться смутной тревогой, которая ее мучила, – раз больше не с кем, то хотя бы с мужем.

– Тебе не кажется, что Элла очень изменилась?

– В каком смысле?

– Вернее, наоборот, не меняется?