Майкл Шейбон - Потрясающие приключения Кавалера & Клея

– А уборщика тут нет? – спросил Томми во второй свой приезд, успев поразмыслить над этим вопросом. – А охраны?

– Уборщик приходит без пяти полночь, и я проверяю, чтобы к его приходу был порядок. А с охранником мы теперь старые друзья.

Джо отвечал на все вопросы Томми про свою жизнь и показывал все, что делал с тех пор, как бросил комиксы. Однако он не желал говорить, давно ли окопался в Эмпайр-стейт-билдинг, и почему живет там, и по какой такой причине скрывает свое возвращение. Он не объяснял, почему никогда оттуда не выходит – разве что покупает то, чего нельзя заказать с доставкой (и тогда надевает фальшивую бороду и очки), или регулярно навещает заднюю комнату у Тэннена – или почему как-то раз в июле под вечер он сделал исключение и смотался аж на Лонг-Айленд. Таковы были загадки Человека-Секрета. Да и вопросы посещали Томми лишь фрагментарно и невнятно. После первых двух визитов и еще некоторое время потом он все это воспринимал как должное. Джо обучал его карточным фокусам, фокусам с монетами, кое-каким манипуляциям с платками и иголками с ниткой. Джо и Томми питались сэндвичами из кофейни внизу. Здороваясь и прощаясь, пожимали друг другу руки. И месяц за месяцем Томми хранил секреты Человека-Секрета, хотя они вечно пенились на губах и грозили выплеснуться.

До того дня, когда история выплыла наружу, Томми ловили всего дважды. В первый раз он привлек внимание кондуктора с нистагмом – кондуктор этот быстренько проломил хрупкий ледок легенды. Почти весь ноябрь 1953-го Томми провел у себя в спальне. Однако в школе – то, что его наказали, но по-прежнему посылали в школу, он считал элементом кары – он посоветовался с Шэрон Симхас, почти слепой на один глаз. Объяснился с Джо в письме, посланном на адрес Луиса Тэннена. В первый же четверг по истечении срока наказания Томми снова поехал на Манхэттен, на сей раз вооружившись именем и адресом врача Шэрон, его визиткой и правдоподобным диагнозом «косоглазие». Но человек с компостером и дрожащими глазными яблоками больше не появлялся.

Второй раз Томми поймали за месяц до прыжка Эскаписта. Томми устроился в конце последнего вагона и открыл «Гудини о магии» Уолтера Б. Гибсона. Книжку дал ему Кузен Джо неделю назад; в книжке был автограф автора, создателя Тени, с которым Джо по сей день иногда перекидывался в карты. Томми снял туфли, надел повязку на глаз и сунул в рот полпачки «Блэк Джеков». Он услышал стук каблуков, поднял голову и успел увидеть, как мать в котиковой шубе, задыхаясь, вваливается в вагон, одной рукой напяливая на голову парадную черную шляпу. Мать стояла в другом конце относительно забитого вагона, и обзор ей загораживал высокий мужчина. Она села, не заметив Томми. Свою нежданную удачу он осознал не сразу. Глянул на книжку. На левой странице в лужице слюны лежал темно-серый ком жвачки: выпал изо рта. Томми запихал его обратно и лег поперек двух сидений в своем ряду, спрятав лицо под капюшоном куртки и загородившись книгой. Угрызения совести усугублялись памятью о том, что Гарри Гудини боготворил свою мать и, несомненно, не стал бы врать ей и прятаться. В Элмонте кондуктор пришел проверить билет, и Томми неловко подскочил на локте. Кондуктор посмотрел недоверчиво, и Томми, хотя прежде никогда этого кондуктора не видел, постучал пальцем по повязке и постарался сымитировать беспечность Кузена Джо.

– К офтальмологу, – сказал он.

Кондуктор кивнул и пробил билет. Томми снова лег.

В Джамейке он подождал, пока вагон совсем опустеет, затем ринулся на платформу. К поезду до Пенсильванского вокзала он примчался, когда двери уже закрывались. Некогда было строить догадки, в каком вагоне мать. Подождать следующего поезда пришло ему в голову лишь несколько минут спустя, когда – отпустив его ухо – мать сама и высказала такое предложение.

Томми налетел на нее – вполне буквально, почуял духи за миг до того, как твердый угол ее псевдочерепаховой сумочки ткнул ему в глаз.

– Ой!

– Ай!

Томми попятился. Мать схватила его за капюшон, подтащила к себе, стиснула сильнее и на полдюйма даже приподняла над полом, как фокусник, что держит за уши кролика, который вот-вот исчезнет. Ноги Томми замолотили по педалям невидимого велосипеда. Щеки у матери были нарумянены, веки подведены черным, как у девушки с рисунков Каниффа.

– Ты что делаешь? Ты почему не в школе?

– Ничего, – сказал он. – Я просто это… Я это…

Он огляделся. Естественно, на них пялился весь вагон. Мать приподняла его чуть выше и лицом придвинула к себе. От нее веяло духами под названием «Засада». Духи стояли на зеркальном подносе на туалетном столике, кутаясь в мантию пыли. Томми не припоминал, когда в последний раз их чуял.

– Я не могу… – начала она, но не договорила, потому что засмеялась. – Ну-ка, снимай повязку, к чертям собачьим, – сказала она.

Она поставила Томми на пол и оттянула повязку. Томми заморгал. Мать со щелчком отправила повязку на место. Не отпуская капюшона его «Майти Мэка», она проволокла сына в конец вагона и толкнула на сиденье. Томми был уверен, что теперь-то мать на него наорет, но она опять его удивила: села рядом и обхватила руками. И покачала туда-сюда, крепко обнимая.

– Спасибо, – сказала она гортанно и хрипло, как по утрам после вечера за бриджем, когда выкуривала пачку сигарет. – Спасибо.

Она ткнулась носом ему в макушку, и он почувствовал, что щеки у нее мокрые. Томми отодвинулся:

– Мам, что случилось?

Она щелкнула замком сумочки и достала платок.

– Всё, – ответила она. – А с тобой-то что? Ты почему бегаешь? Опять к Тэннену?

– Нет.

– Томми, не ври, – сказала она. – Не делай хуже – все и так нехорошо.

– Ладно.

– Нельзя так. Нельзя прогуливать школу, едва приспичит, и ездить в «Лавку Тэннена». Тебе одиннадцать лет. Ты же не хулиган.

– Я понимаю.

Вагон содрогнулся, заскрежетали тормоза. Поезд въезжал на Пенсильванский вокзал. Томми встал и подождал – сейчас мать тоже встанет, и выведет его, и протащит по перрону, и отвезет в Джамейку, а потом домой. Но мать не шелохнулась. Сидела, разглядывала свои глаза в пудренице, скорбно качала головой, потому что измазалась черными слезами.

– Мам?

Она подняла голову.

– Не вижу причин выбрасывать на ветер платье и шляпку потому лишь, что тебе приятнее поглазеть на разрезанную даму, чем поучить дроби, – сказала она.

– Ты что, не будешь меня наказывать?

– Я подумала, можно погулять в городе. Вдвоем. Поедим в «Шраффтсе». Может, в кино сходим.

– И ты меня не накажешь?

Она тряхнула головой – один разок, пренебрежительно, будто вопрос ей скучен. И взяла Томми за руку:

– И не вижу причин рассказывать отцу. А ты?

– Я тоже, мэм.

– Отцу и без того есть о чем переживать.