Даниэль Кельман - Ф

Распахиваю входную дверь. Бог мой, ну и жара. Машина стоит с заведенным мотором, Кнут, понурившись, сидит за рулем. Он ненавидит ждать. Не знаю, что надоумило такого человека стать водителем. Кроме того, я по-прежнему не могу взять в толк, почему его зовут Кнут. Он грек и похож на грека: щетина на лице, черные волосы, смуглая кожа. Как-то раз во время долгой поездки он рассказывал мне, откуда у него такое имя, но я не слушал, а если спросить еще раз, он обидится. Сажусь в машину. Кнут, не поздоровавшись, жмет на педаль.

Закрываю глаза. Тут же раздается гудок.

– Идиот! – вскрикивает шофер, продолжая сигналить. – Видели, шеф?

Открываю глаза. На улице ни души.

– Бросился слева! – возмущается он.

– Уму непостижимо.

– Идиот!

Ругаясь, он колотит по рулю и указывает на то самое место на дороге, а я в тысячный раз задаюсь вопросом, как бы мне от него избавиться. К сожалению, он слишком много обо мне знает, и я уверен, что он на следующий же день примется слать анонимки моей жене, в полицию и бог знает куда еще. Единственный вариант – тихонько его устранить. Но если бы я и впрямь решил кого-нибудь убить, то он был бы первым, к кому бы я обратился за помощью – к кому же еще? Как все запутано. Достаю телефон и изучаю колебания курса. Цены на сырье упали, евро по отношению к доллару так и не выправился, а безосновательно переоцененные ценные бумаги рынка информационных технологий находятся на той же позиции, что вчера. Не могу понять.

– Жара! – восклицает Кнут. – Ну и жара, ну и жара!

Я был убежден, что их курс обвалится. Но, с другой стороны, мог бы и догадаться, что этого не произойдет – не потому, что хорошо знаю рынок, а потому, что уже привык: происходящее постоянно противоречит моим ожиданиям. Но чем мне в таком случае руководствоваться – своими знаниями или уверенностью в том, что я почти всегда оказываюсь неправ?

– Март, апрель – сплошные ливни! – не унимается Кнут. – В мае опять ливни! Одни дожди! И вот нате вам!

Потери меня больше не пугают. Если даже курс изменится так, как я предположу, то делу это не поможет. Рост котировок меня уже не спасет. Только чудо.

Вибрирует мобильник. На экране возникает сообщение: «Ты сегодня будешь?»

«Могу в любое время», – строчу я в ответ и, уже нажимая «Отправить», думаю, какую бы изобрести отговорку, если она потребует явиться прямо сейчас. Времени-то у меня и нет: проявился Адольф Клюссен, мой самый важный клиент. Но днем она, как правило, занята, и, если она вынуждена будет сообщить, что ждет меня только к вечеру, то ее будет терзать чувство вины, а это мне на руку, этим можно воспользоваться.

Гляжу на дисплей. Дисплей отвечает мне серостью. Ответа нет.

По-прежнему нет.

Закрываю глаза и медленно считаю до десяти. Кнут о чем-то болтает, я его не слушаю. На счете «семь» я теряю терпение, открываю глаза и снова гляжу на экран.

Ответа нет.

Ну и шут бы с ним! Не нужна она мне, мне без нее даже лучше. Может, она просто хочет мне отомстить за прошлое воскресенье.

Мы встретились у входа в кинотеатр, в котором крутят старое кино, заявлен был последний фильм Орсона Уэллса, который ей непременно нужно было увидеть, меня же он не интересовал, но какая разница – другой фильм меня тоже не заинтересовал бы. В фойе пахло фритюрным жиром, темы для разговора мы исчерпали, пока стояли в кассу, а стоило нам занять свои места, как в ряду перед нами подскочил мужчина, громко выкрикнув мое имя.

С перепугу я его сразу не узнал. Только какое-то время спустя черты его лица упорядочились, рот, нос, глаза и ушли встали на свои места, и мне явился доктор Юбелькрон, муж лучшей подруги моей жены, еще не пропустивший ни одной нашей вечеринки в нашем саду.

Я заключил его в объятия с такой силой, словно вновь обрел пропавшего без вести брата. Хлопнув пару раз его по плечу, принялся сыпать вопросами: как дела у супруги, у матери, у дочери, откуда, интересно, нынче такая жара. Фильм уже начался. На нас зашикали, да и по лицу доктора Юбелькрона было видно, что уже перестал бы обниматься, но я не умолкал, задавал вопрос за вопросом и, не давая ему ответить, безжалостно тормошил его за плечо. Когда же я наконец его отпустил, он, измученный, опустился на сиденье, даже не поинтересовавшись, кто эта женщина рядом со мной. Взглянув на часы, я выждал ровно четыре минуты, выхватил телефон, громко воскликнул «О Господи!», «Ничего себе!» и «Я уже мчусь!», вскочил на ноги и вылетел на улицу. О том, что Сибилла осталась в зале, я вспомнил, уже сидя в такси.

Снова вибрирует сотовый. «Хорошо, приезжай!» – «Когда?» Спустя три секунды ответ: «Сейчас». – «Сейчас не могу, – пишу я, – у меня важный клиент». В силу привычки мой ответ кажется мне отговоркой, хотя это чистая правда. Нажимаю «Отправить» и жду.

И ничего.

В чем дело, что это она не отвечает?! Призывая на помощь всю силу воли, прячу мобильник в карман. Мы приехали.

Как обычно, я выхожу, пока мы еще на дороге, а Кнут в одиночку отправляется на подземную парковку. Я туда спускаться не могу, просто не могу, и все. Поскорее промчаться сквозь раскаленный воздух – и вот уже распахиваются стеклянные двери, и я вхожу в холл. Лифт поднимает меня на тринадцатый этаж. Проношусь по коридорам между кубиклами; повсюду те же самые лица перед теми же самыми мониторами. Кого-то я знаю, кого-то нет, и я радуюсь тому, что никто со мной не заговаривает – за последнее время я забыл слишком много имен.

Секретарши молча приветствуют меня. Одна – умница, другая – красавица, они ненавидят друг друга, да и меня тоже не особенно любят. С той, которая красивая, с Эльзой, я шесть или семь раз переспал – давно бы ее уволил, но ей всякий раз удается прижать меня к стенке. С другой, с Кати, переспал всего однажды, под воздействием новых препаратов, которые заставляют меня творить всякие вещи, о которых и вспоминать не хочется.

– Господин Клюссен ожидает вас, – произносит Кати.

– Отлично! – я вхожу в кабинет, усаживаюсь за стол, скрещиваю руки и медленно считаю до десяти. Только потом достаю из кармана телефон. Ответа нет. Как же она может так со мной обращаться?!

Я управляю всем капиталом Адольфа Альберта Клюссена, и я потерял все. Все выписки и сводки, которые он получал на протяжении последних двух лет, были сфабрикованы. Он стар и не слишком умен, и даже если я не смогу вернуть его сбережения, то по крайней мере я в состоянии впечатляюще сводить баланс и изобретать прибыль, которую получил бы, если бы только умел предсказывать, как изменится ситуация на рынке. Потом разбавляю цифры всякими графиками, синими, красными, желтыми кривыми – все это укрепляет его доверие ко мне. Но любая встреча с ним таит опасность.

Я встаю и подхожу к окну. Вид из него великолепен. Трудно привыкнуть к такому простору и свету. Как всегда, когда мир подступает ко мне во всем своем великолепии, мне вспоминается Ивейн и один давнишний вечер в библиотеке отца. Нам было по двадцать два, канун Рождества, он прибыл из Оксфорда, я – из санатория.