Таня Валько - Арабская кровь

Хасан едет очень медленно по правой стороне автострады. Все машины обгоняют его, мчатся, как это всегда бывает в Ливии, как на пожар. Он не спешит, он хочет тщательно обдумать тактику. Сегодня он представит свое окончательное предложение, предусматривающее примирение сторон конфликта. Если временное правительство не примет его, то он должен будет отказаться от дальнейшего участия в деле. «Может, мне выехать отсюда? Старшая дочка, Мириам, много раз звонила и приглашала. Мог бы спокойно сидеть в Дюссельдорфе и растить внуков, – фантазирует он, мечтательно улыбаясь сам себе. Даже сумасшедшая Маджда предлагала ему эмигрировать и обещала найти работу в Тоскании. – Хорошие у меня дочери, любящие. Для чего мне беспокоиться, рисковать жизнью и постоянно раздирать старые раны? Может, для меня лучше было бы ответить сегодня, упаковать чемоданы и вырваться наконец из этого болота? Здесь никогда не будет лучше! – приходит к выводу он. – Такой народ и такая проклятая страна!» От злости и горечи он закусывает губы. Его лицо становится пепельным. «Столько погубленных человеческих жизней! Мой Адам…» – Хасан тяжело вздыхает при воспоминании о любимом сыне.

Он решает припарковать машину у тротуара и немного проветриться перед совещанием. У него еще есть с полчаса, поэтому он неспешно идет по набережной. «Красиво тут, – думает Хасан, садясь на каменную скамью, и, расслабившись, глубоко дышит. – Как-то будет, – подытоживает он мысленно. – Я человек чести, военный и, когда говорю А, должен сказать и Б. Не могу, да и не получится удрать с поджатым хвостом, как какой-нибудь Бурек. Я бы очень хотел, но не прощу себе этого до конца жизни. Таким поступком я бы опозорил дочерей. Пусть гордятся отцом, – говорит он сам себе. – Я должен поступить достойно, как поступал всю жизнь. Что бы потом ни произошло, я хочу честно смотреть в глаза людям, – решает Хасан и, укрепившись психологически, твердым шагом направляется к небольшому отелю. Вскоре он видит, что площадка у отеля заполнена толпой.

Хасан благодарит Бога, что припарковал автомобиль подальше от этого места, и внимательно оглядывает идущих мимо людей. «Что за горючая смесь», – скептически замечает он, улыбаясь себе под нос. Мужчину поздравляют военные, одетые как в гражданскую одежду, так и в военную форму. Некоторые прикладывают руку к козырьку. Заграничные наблюдатели, репортеры и дипломатические представители уступают ему дорогу, иногда кивают, глядя на него с почтением. Представители землячеств или племен, воспитанные в простоте среди природы, не чувствуют чрезмерного уважения и подходят запросто, похлопывая земляка по плечу или пожимают ему руку.

Хасан Назим прославился во время войны, и сегодня его все знают. Каждый хотел бы переброситься с ним несколькими словами, а журналисты были бы счастливы взять у него короткое интервью. «Люди, я обычный арабский парень, не делайте из меня звезду», – мысленно произносит смущенный вождь, обращаясь к окружающим его людям. Он мило улыбается и приглашает всех в почти заполненный конференц-зал. Там уже находятся только что прибывшие из Катара, Бахрейна, Арабских Эмиратов или Саудовской Аравии ливийские диссиденты. Они смотрят на вождя исподлобья. У них бледнеют лица, когда они видят, каким почетом пользуется скромная персона Хасана среди всех собравшихся. «Они сегодня будут стараться разорвать меня на куски, – читает вождь по глазам эмигрантов. – Будет нелегко, но я не поддамся этим бородатым политическим дуроломам», – решает он, сладко им улыбаясь, чем вызывает овации в зрительном зале, приветствующем его стоя. Он идет на трибуну, где среди ливийских ортодоксов оставлен один стул и для него. Он находится в самом конце конференционного стола, поставленного для лучшей видимости на невысокий подиум.

– Поздравляем! Да здравствует Хасан! Браво, Назим! – слышны приветствия ливийских патриотов.

– Welcome! – доносятся голоса иностранцев. – Разрешите взять у вас интервью? Ответите на несколько вопросов, касающихся будущего ливийского правительства? Какие у вас планы? – журналисты сразу засыпают только что прибывшего вопросами. – Присоединяетесь ли вы к соглашению?

Сверкают вспышки, вокруг слышен звук фотоаппаратов.

– Конечно! – тяжело вставая, подает голос оппозиционер, прибывший через пятнадцать лет из Катара.

– А может, на этот вопрос ответит главнокомандующий? – Отважный американский репортер не имеет желания слушать человека, который вообще не знает ситуации в охваченной войной стране.

– Нужно честно признаться себе, что наш временный совет ни к чему. – Старый ливиец не отдает Хасану микрофон, а продолжает говорить со своего места. Его утверждение вызывает стон разочарования, некоторые даже машут руками в знак протеста.

– Такова правда! Мы слабы, разобщены и неэффективны. Революция длится слишком долго, потому что бои ведутся неумело. Сколько месяцев мы боролись за Мисурату? Это немыслимо! Сейчас в наших руках только руины и заминированная земля.

– Так почему же вы не хотите послушать совета опытных людей и начать договариваться? – У Хасана, как у военного, громкий голос, и его прекрасно слышно даже без электроаппаратуры.

– Измена! – возмущаются сидящие у стола и даже некоторые патриоты в зале. – Затеваешь измену!

– Почему это? В цивилизованных странах так заканчиваются войны.

Вождь театрально кланяется в сторону иностранных представителей, а те согласно кивают в ответ.

– Или вы хотите полностью уничтожить наш и так немногочисленный народ? Страдают женщины, старики, дети! Или вы этого не видите?

– Если бы лучше организовывали бои, то уже давно воцарился бы мир, – подает голос другой политик-ортодокс. – При такой поддержке с воздуха ты не в состоянии выиграть простейшего боя. Какой из тебя главнокомандующий? Какой стратег?

– Извините, что? – Хасан разозлился не на шутку. Вена, идущая через середину его высокого лба, набухла, мускулы на щеках дергаются, лицо становится темно-бордовым. – Как ты смеешь! Ты в жизни хоть раз выстрелил?! Твоя борьба заключается в сидении в мечети и молитвах пять раз на день. Но Аллах ни за кого не пойдет в бой! – Он наносит удар по богобоязненности собеседника, чем вызывает в зале шум неодобрения. «Переборщил, – думает Хасан, – сдали нервы. Но сказанных слов не воротишь, и я должен идти дальше, – решает он. – Хорошо будет напугать собравшихся исламским фундаментализмом, «Аль-Каидой» или братьями-мусульманами». – И он продолжает: – А может, вы считаете, что лучше всего закончить нашу войну несколькими терактами? А что? Стянуть добровольцев со всего Ближнего Востока вам не составит труда. В конце концов, вы жили там все последние двадцать лет.