Таня Валько - Арабская кровь

Дорота меняет тему разговора:

– А как там твои отношения с семьей Хамида? Поддерживаете связь?

– Да. – Марыся поджимает губы и крутит головой. – Если бы хотели, то каждый вечер могли бы с ними есть ифтар [25]. У нас уже был первый общий ужин на Рамадан.

– Это очень хорошо. – Мать довольна, что кто-то в ее отсутствие опекает старшую дочь. – Они милые?

– Ой, мама! Я знаю, что они стараются, добродушно улыбаются, но они все для меня чужие. Они какие-то холодные, неискренние, бесстрастные. Такого общества ты еще не видела и наверняка не сидела с такими людьми за одним столом более трех часов. Хочешь, я тебе расскажу, насколько это была веселая вечеринка? – смеется она иронично.

– Ну разумеется, очень интересно.

Дорота радуется, что ее замкнутая до этого времени дочь хочет поделиться с ней своими переживаниями.

– Мы были там вчера, поэтому все еще свежо в памяти после прекрасных ощущений. Расскажу все до малейших подробностей. Значит… – Она повышает голос, стараясь вспомнить детали. – Гости, разумеется, все до одного были мусульманами. Дядя и почти все взрослые мужчины носят, конечно, сауб, а головы накрывают белыми или в бело-красную клеточку платками, которые скрепляют черным околышем. Они все время поправляют их свешивающиеся концы, забрасывая их накрест вверх, строя неустойчивую пирамидку, которая через минуту падает. И так по кругу. Пара бунтующих подростков выделяется тем, что они облачились в джинсы и цветные рубашки с надписями. Маленькие мальчики подражают в одежде отцам, только у них не покрыты головы. Зрелые женщины, конечно, носят абайи, часто расстегнутые, и небольшие черные платки или шали, закрывающие только волосы. Девушки дома могли надеть блузки с длинными рукавами, брюки, большинство – с открытыми волосами, хотя некоторые носят цветные хиджабы, такие же, как верующие в Ливии. Детвора гоняет как сумасшедшая, хотя для них есть отдельная столовая с множеством филиппинских нянек. Этот ужин для меня – ад, – признается девушка.

– Не преувеличивай, Марыся.

– Было почти так же скучно, как на приветственной вечеринке, которую они организовали в честь нашего приезда в Саудовскую Аравию. Казалось бы, что-то должно было измениться. Какие-то неизвестные женщины обнимали меня, одна, приятная и кругленькая, схватила за руку и затянула в кухню. Довольный Хамид сразу направился к мужчинам, только я его и видела. Все по-прежнему подъедали только финики и попивали маленькими глоточками лебен, чтобы подготовить желудок к основательному обеду, а у меня в животе так урчало от голода, что я думала, что вот-вот потеряю сознание.

– Ты же строго не придерживаешься Рамадана? Пей воду, а то почки посадишь!

– Не бойся, – успокаивает Марыся мать. – Слушай, что было еще интересно. Во дворце дяди кухни величиной с наш зал. Как в хорошем ресторане. Так вот, вчера за столом было, пожалуй, человек пятьдесят, а еще приготовили еду для прислуги и бедняков, которую вынесли к палаткам, разбитым перед их домом на улице. Они очень хотят подлизаться к Аллаху.

– Марыся, не критикуй! Этот хороший обычай зародился во всех мусульманских странах многие века назад. Я читала в газете, что король оплачивает ифтар в Мекке, Медине и во всех больших мечетях страны для пяти миллионов человек ежедневно! Посчитай, сколько это миллионов долларов!

– Бедному не попадет, я по этому поводу беспокоиться не буду. – Девушка трезво смотрит на эту ситуацию. – За день в Саудовской Аравии добывается нефти в среднем на сто шестьдесят миллионов американских долларов, и, разумеется, все в руках правительства, считай королевской семьи, значит… – она снова повышает голос, – желая удержать власть, они делают гражданам маленькие презентики, а глупый плебс радуется. Помнишь, как в Древнем Риме? Хлеба и зрелищ, а саудовские бедняки хотят только напихать желудки рисом.

– А что подавали на стол на семейном ужине? – Дорота улыбается, не комментируя острых шуток дочери.

– Фу! Здесь еда убийственная, мне не нравится. Я заставила себя хоть что-нибудь проглотить. После замечательной, полной ароматных приправ ливийской и йеменской кухонь – в Сане у нас был собственный магазин трав – саудовские блюда кажутся тошнотворными. Суп на вкус как отвар из кухонного полотенца. Вместо замечательного кускуса тут едят твердый недоваренный рис басмати, а к нему – высушенное мясо. Баранина почти вся сгорела, и зубы в нее вонзить невозможно, цыплята величиной с перепелок, а о говядине лучше вообще не вспоминать. Как будто ее приготовили вместе с волосатой шкурой. К тому же поданы были овощи в виде разваренного месива, которое все из одной миски набирают тонкими плоскими хлебцами пита, забывая вообще об эксклюзивных столовых приборах фирмы «Баум энд Бош», лежащих на столе. У них здоровенные глотки и манеры слона в посудной лавке. Ты не имеешь понятия, насколько они не выносят ливийцев, как критикуют их, называя примитивными, глупыми, коммунистами… Они даже вздрагивают, когда слышат о ливийцах!

– А ты патриотка, – смеется мать, жалея, что у дочери нет таких глубоких чувств к Польше.

– Ну, знаешь, я просто помню, как было заведено у нас дома. Даже в самом худшем случае мы ели на скатерти и, по крайней мере, ложкой. И никогда – из одной миски, потому что бабушка твердила, что это негигиенично.

Марыся задумалась на минуту, видя перед глазами, как живую, свою любимую бабушку Надю.

– Когда вы приезжаете, мама? – спрашивает, соскучившись, Марыся, а Дорота расплывается от счастья, понимая, что постепенно возвращает себе утраченную дочь.

– У меня для тебя сюрприз, – сообщает Хамид в конце Рамадана, когда уже очень тяжело выдержать дневной пост, а в особенности жажду. Организм требует вернуться к извечно установленному ритму.

– И что это? Очередной ужин с семейкой и знакомыми? Или выезд вечером в торговый центр? – спрашивает Марыся, не скрывая сарказма.

– Не будь такой ядовитой, а то я тебя брошу.

Мужчина треплет ее спутанные волосы, и видно, что он с трудом ждет окончания Рамадана, чтобы иметь возможность начать близкие отношения с женой.

– А может, закроем окна на пару часов и предадимся сексу? – Страждущая женщина соблазнительно придвигается к своему мужчине и ощущает его набухшее мужское достоинство. – Аллах закроет глаза на такое маленькое нарушение, гм… – мурлычет она соблазняюще.

– Успокойся! Мы столько выдержали и на последней неделе сорвемся? – Хамид отскакивает от нее как ошпаренный. – Когда придешь в себя, я буду внизу, в зале.

Он поворачивается и исчезает за дверью.

«О, черт! – Марыся в бешенстве. – Этого еще не хватало! Неужели все так скрупулезно придерживаются этих запретов? Как-то не могу в это поверить. В Йемене у нас все было иначе. Хамид говорил, что ночью Аллах спит. Почему он тут так изменился?»