Таня Валько - Арабская кровь

Дорота тоже не спит до рассвета. Размышляет. Она так долго тосковала, так стремилась отыскать дочь, но ту, свою малютку Марысю, которая говорила ей «мамочка». Ее разочаровал тот факт, что вдруг в ее жизни появилась взрослая, сформированная окружающим обществом девушка, с которой, кроме уз крови, вообще ничего Дороту не связывает. Женщина отдает себе отчет, что собственное отвратительное поведение было вызвано глупыми романтическими представлениями. Она сдуру вылила свою нелюбовь к арабам и горечь на ни в чем не повинную девушку. «Я нашла ее и потеряла, – сжав голову руками, думает Дорота, которая сидит у стола в кухне. – Но кто же после таких испытаний, как у меня, может нормально реагировать? Марыся ни о чем не догадывается и наверняка никогда не узнает, потому что больше не захочет меня видеть», – с горечью подытоживает она.

Дорота наливает себе очередной бокал домашнего вина и осушает его, цедя сквозь зубы: «Сегодня мне остается только напиться», – констатирует она с иронией и вспоминает маленькую доченьку, которая отлично чувствовала себя в доме ливийской семьи, носилась по саду и играла с ровесниками. В памяти всплывают воспоминания о том времени, когда они жили на ферме, облик доченьки, загоревшей до коричневого цвета, с распущенными, вьющимися, непослушными волосами. И все время в голове у Дороты звучат слова: «мамочка это, мамочка то, мамочка сё…». А потом тот последний ужасный момент, когда в испуге Дорота прижимала ее к своему бешено бьющемуся сердцу. Это страшное воспоминание больше пятнадцати лет Дорота старалась стереть из своей памяти. Она никогда к нему не возвращалась, но сейчас кошмар снова оживает.

Видение столь реалистично и так болезненно, как будто все произошло вчера. Она видит себя в испуге сидящей у окна большой спальни на их вилле в Триполи. Она ударяет себя по лбу молчащей черной трубкой телефона. Кому еще она может позвонить, кто захочет помочь измученной женщине с двумя маленькими детьми, кто захочет с ней разговаривать? Тогда она чувствовала себя страшно одинокой. С надеждой Дорота смотрела на опустевший дом свекрови по другую сторону узкой улицы, на увядшие листья, кружащиеся в сером от пыли воздухе. Уже чувствовалась зима. От страха она так крепко прижимала ничего не понимающую Дарью, которая сладко чмокала молоко из ее груди, щуря глаза от удовольствия. Сердце Дороты болезненно сжималось, а глаза наполнялись слезами. Как и сейчас, когда она вспоминает самые трагические минуты своей жизни. К ней возвращается образ старшей доченьки, шестилетней Марыси, которая тихо, на цыпочках, вошла в спальню и прижалась к маминой спине. Дорота посадила ее тогда к себе на колени и обняла. «Мамочка…» – Доченька для смелости произнесла это волшебное для нее слово. Какая же она тогда была грустная! Шестое чувство подсказывало ребенку, что происходит что-то плохое. Дорота в конце концов позвонила к единственной родной душе в Триполи, которая у нее осталась. Это была Баська – наилучшая польская подруга. Еще минута – и Дороте удалось бы сбежать и спрятаться в безопасности в посольстве. Но не это ей было суждено. «Мне был уготован самый ужасный сценарий, который смог придумать Бог», – скептически подытоживает свою жизнь Дорота, забывая, что уже столько лет счастлива. Она бередит старые, уже давно зажившие раны. Она помнит, как подхватилась, как бегала, будто сумасшедшая, пакуя как попало самые необходимые вещи. Должна же она была взять с собой хотя бы пару трусов! Через пятнадцать минут она была готова, но опоздала, может, минуты на две. Вдруг она услышала, как внизу хлопнула входная дверь и раздались громкие мужские голоса. Мурашки побежали у нее по спине. Даже сейчас ее охватывает дрожь при воспоминании о той минуте. В ужасе она осмотрелась вокруг в поисках пути к спасению. Но беспомощно замерла, держа на руке Дарью и прикрыв собой Марысю. Она не могла ступить ни шагу. Дорота приложила палец к губам и жестом велела Марысе не издавать ни звука. В ужасе поправила соску Дарьи и, повернувшись, на цыпочках вышла в спальню.

Дорота по-прежнему помнит все подробности, как будто просматривает в памяти заезженный фильм. Неизвестно, что произошло, может, от страха она чересчур крепко стиснула маленькую доченьку, а может, ее колотящееся сердце разбудило малютку. Дарья вдруг открыла глаза, скривила рожицу и издала вначале тихий писк, а через минуту уже выла, как сирена. Дорота закрыла дверь на ключ и забаррикадировала ее тяжелым комодом. Откуда взялись только силы, чтобы его передвинуть! К тому же сделала она это в сумасшедшем темпе. Метнулась в самый дальний угол спальни, потащив за собой испуганную Марысю. Они уселись на пол и, как цыплята, прижались друг к другу, но Дарья не прекращала своего концерта. Дорота, услышав шаги на лестнице, от страха стиснула зубы.

В эту минуту, спустя столько лет, сидя у кухонного стола и видя перед глазами давние образы и картины, Дорота натягивается, как струна. У нее перехватывает дыхание. Закрыв глаза, женщина вспоминает, как кто-то дернул дверную ручку, потом начал колотить в тяжелую деревянную дверь, которая должна выдержать. Но через минуту мощный удар ноги сорвал замок и она поняла, что уже ничто не может их спасти. Сорванная с петель дверь перевернула тяжелый шкаф. У кого столько сил, чтобы такое сделать? Может быть, только у фурий? Тогда девочки начали голосить уже вдвоем, прижимаясь к матери, как маленькие беззащитные цыплята.

– А-а-а, какие цветочки ты здесь прячешь, хитрюга! – Какой-то огромный подонок, ввалившийся в спальню, повернулся к Ахмеду, который стоял, шатаясь, у входа, и отвесил ему страшную оплеуху. – Ну, показывай, что тут.

Два прыжка – и вот он уже оказался около Дороты и начал тянуть ее за волосы.

– Какую блондинку себе отхватил! Ну-ну! – отвратительно засмеялся он, скаля при этом пожелтевшие неровные зубы.

Взяв Дороту за волосы и за юбку, он бросил ее на большое супружеское ложе. Марысю он ударом руки отшвырнул к лежащей на полу Дарье. Еще раз оценил добычу взглядом, сжал потрескавшиеся губы, а потом медленно направился к покорному Ахмеду – мужу и отцу семьи.

– Ну, – сказал он наконец, как бы преодолевая сопротивление, – может, еще договоримся, приятель.

Когда громила отпустил светлые волосы Дороты, она, как львица, защищающая львят, бросилась к заплаканным и расстроенным доченькам. Сейчас, когда Дорота это вспоминает, она поджимает губы и с остервенением смотрит перед собой. Женщина полностью погрузилась в свое трагическое прошлое. Она помнит, как мужчины вышли из комнаты, оставив их в страхе и слезах. Ахмед не сделал ни единого шага в сторону своей жены и детей. Из коридора доносился шепот, а потом раздался противный горловой смех бандита. Позже к остальным присоединился еще один голос, полный веселья.