Лиана Мориарти - Верные, безумные, виновные

– И у них есть две малышки, верно? – продолжал Вид. – Наша Дакота с удовольствием поиграет с ними.

– Да. Правда они намного моложе Дакоты.

– Даже и лучше! Знаешь, Дакота любит играть с маленькими девочками, изображая старшую сестру, знаешь. Заплетает им косички, красит ногти, знаешь, и всем очень весело!

Эрика пробежала пальцами по рулю. Она посмотрела на свой дом. Низкая живая изгородь, окаймляющая дорожку к входной двери, только что подстриженная с идеальной аккуратностью. Ставни открыты. Вымытые, без разводов, окна. Нечего скрывать. С улицы видна красная веронская лампа. И это все. Только лампа. Изысканная лампа. Когда Эрика подъезжала к дому на машине, один только вид этой лампы наполнял ее гордостью и покоем. Сейчас Оливер был дома, пылесосил комнаты. Эрика уже пылесосила вчера, так что это было излишеством. Избыточная уборка. Даже как-то неловко.

Начав жить самостоятельно и занимаясь домашним хозяйством, Эрика задавалась вопросом: а как часто нормальные люди пылесосят дом? Четкий ответ ей дала мать Клементины: раз в неделю, к примеру каждое воскресенье. Выбираешь подходящее для себя время, и это входит в привычку. Эрика добросовестно следовала правилам жизни Пэм, в то время как Клементина сознательно игнорировала их. Однажды она призналась Эрике:

– Мы с Сэмом даже забываем, что есть такая штука, как пылесос. Правда, когда уборка сделана, мы чувствуем себя лучше и говорим: «Давай пылесосить чаще!» Это типа того, когда мы вспоминаем, что надо заняться сексом.

Эрика пришла в изумление как от пылесоса, так и от секса. Она понимала, что они с Оливером более формально ведут себя на публике по сравнению с другими парами, не поддразнивают друг друга (им нравилось, чтобы все было ясно и не истолковывалось неправильно), но – боже правый! – они никогда не забывают про секс.

Прибранный дом никак не повлияет на исход предстоящей вечеринки – не более чем кунжут.

– Свинина на шампурах, да? – Эрика кокетливо наклонила голову набок, как сделала бы в подобной ситуации Клементина. Иногда она перенимала манерность Клементины, но только когда той не было рядом, чтобы ее не уличили в подражании. – Ты хочешь сказать, у тебя припасена где-то лишняя хрюшка, которая ждет, чтобы ее зажарили?

Довольный ее ответом, Вид ухмыльнулся и ткнул в ее сторону сигаретой. В машине повеяло дымом.

– Не беспокойся на этот счет, Эрика. – Он произнес ее имя с ударением на втором слоге, отчего оно зазвучало более экзотично. – Знаешь, мы все устроим. Когда к тебе приходит твоя подруга? В два, три?

– В три.

Эрика уже сожалела о собственном кокетстве. О господи, что она наделала?

Она посмотрела мимо Вида и увидела Гарри, одинокого старика, жившего по соседству с Видом. Он стоял на лужайке рядом с кустом камелии, держа в руках садовые ножницы. Их глаза встретились, и она приветственно подняла руку, но он сразу отвел взгляд и ушел из поля зрения в угол сада.

– Наш друг Гарри сидит в засаде? – не оборачиваясь, спросил Вид.

– Да. Уже ушел.

– Значит, в три часа? – Вид энергично постучал костяшками пальцев по боку ее машины. – Ждем вас.

– Хорошо, – слабым голосом произнесла Эрика.

Она смотрела, как Оливер открывает входную дверь и выходит на порог с мешком мусора. Он разозлится на нее.

– Отлично. Замечательно!

Выпрямившись, Вид встретился взглядом с Оливером, который улыбался и махал ему рукой.

– Приятель! – проревел Вид. – Ждем вас сегодня на барбекю!

Улыбка с лица Оливера исчезла.

Клементина выезжала с парковки у библиотеки в легкой панике. Одной рукой держась за руль, другой она нащупывала рычажок антизапотевателя, потому что лобовое стекло неожиданно предательски запотело и местами стало совсем непрозрачным. Она уже опаздывала на двадцать минут!

Закончив выступление под нерешительные, приглушенные хлопки слушателей, она пробиралась к двери через небольшую, но плотную группу жаждущих бесплатного утреннего чая. По пути с ней пытались заговорить. Одна женщина хотела обнять ее и потрепать по щеке. Мужчина, у которого позже она заметила татуировку в виде штрихкода на шее сзади, жаждал услышать ее соображения по поводу муниципальных планов реконструкции бассейна и, казалось, не поверил ее словам о том, что она не местная и поэтому ничего не может сказать. Миниатюрная седовласая дама предложила ей кусочек морковного торта, завернутого в розовую салфетку.

Она съела морковный торт. Он был очень вкусным. Вот так-то.

К счастью, лобовое стекло расчистилось, и она повернула налево от парковки, потому что всегда по умолчанию поворачивала налево, если не знала, куда ехать.

– Ну давай говори, – обратилась она к автомобильному навигатору. – Это твоя работа. Начинай.

Навигатору надлежало побыстрее проводить ее до дому, чтобы она смогла вовремя успеть к подруге Энсли и сыграть на виолончели перед ней и ее мужем Хью свои произведения. Через две недели состоится прослушивание.

– Значит, ты все-таки поступаешь на эту работу? – с удивлением и, возможно, осуждением спросила на прошлой неделе у нее мать.

Но последнее время Клементине во всем слышалось осуждение, так что она могла это просто вообразить.

– Да, я все-таки пойду на прослушивание, – холодно ответила она, и мать больше ничего не сказала.

Клементина ехала медленно, ожидая инструкций, но навигатор молчал, как будто раздумывая.

– Скажешь мне, куда ехать?

Очевидно, нет. Подъехав к светофору, она повернула налево. Нельзя все время поворачивать налево, а иначе она будет ездить по кругу. Так ведь? Когда она приедет домой и расскажет об этом Сэму, он будет смеяться, по-доброму поддразнивать ее и предложит купить новый навигатор.

– Ненавижу тебя, – сказала Клементина молчащему прибору. – Ненавижу и презираю.

Навигатор проигнорировал ее, и Клементина стала всматриваться в пелену дождя в поисках какого-нибудь знака. От напряжения у нее разболелась голова.

Не следовало ей приезжать под дождем с другого конца Сиднея в этот скучный незнакомый пригород. Нужно было остаться дома и репетировать. Вот чем ей следовало заняться.

Куда бы она ни шла, что бы ни делала, какая-то часть ее сознания всегда рисовала какую-то воображаемую жизнь, протекающую параллельно реальной, в которой Эрика звонит и говорит: «Вид пригласил нас на барбекю» – а Клементина отвечает: «Нет, спасибо». Два простых слова. Вид не обиделся бы. Они же едва знакомы.

Накануне вечером на исполнении симфонии Вида не было. Это воображение сыграло с ней злую шутку, когда в море человеческих лиц ей померещилось его крупное лицо.

Сегодня, по крайней мере, она была готова увидеть Эрику среди публики, хотя, впервые заметив ее, прямо, как на похоронах, сидящую в последнем ряду и улыбающуюся ей, Клементина почувствовала, что ее мутит. Зачем она пригласила подругу прийти? Это было как-то странно. Если Эрика считала, что это выступление – то же самое, что концерт, то все равно не в ее характере посреди рабочего дня ехать из Северного Сиднея слушать историю, которую она уже знала. А потом она встает и уходит с середины выступления! Эрика послала эсэмэску о проблеме на службе, но это казалось маловероятным. Наверняка нет такой бухгалтерской проблемы, которая не может подождать двадцать минут.