Лайза Дженова - Семья О’Брайен

Пора все это отбросить.

Сегодня Кейти вернулась в мир. Провела занятие по виньясе в девять тридцать, потом пошла к Андреа на Час Силы в полдень. Было так хорошо двигаться, повторять движения обычного дня. Слышать знакомые фразы и переходить от асаны к асане, сшивать себя заново в целое.

Теперь она почти дома, поднимается по лестнице к себе в квартиру. Там пахнет свежей краской. Дверь в ее спальню приоткрыта. В щель она видит на полу заляпанную краской тряпку.

Она открывает дверь и пораженно застывает на пороге. Меган стоит посреди комнаты с открытым маркером в руке. Она поворачивается к Кейти. На лице у нее улыбка.

Черные взрывы и сорок семь ЦАГ исчезли. Комната перекрашена в голубой, цвета яйца малиновки, любимый цвет Кейти. К ее изумлению, все цитаты возвращены на стены, примерно на те же места, где и были, только теперь – почерком Меган.

– Не злись, – говорит Меган.

– На что? – спрашивает Кейти. – Ты ничего не забыла. Ты все вернула на место.

– Я иногда сижу на твоей кровати, когда тебя нет дома, и читаю стены. Давно так делала, до всего. Цитаты мне помогают, и теперь они мне действительно нужны.

Она делает паузу.

– И тебе, по-моему, тоже. Пожалуйста, не отчаивайся по моему поводу.

Меган подходит к сестре и обнимает ее. Кейти обнимает ее в ответ, переполненная облегчением, благодарностью и любовью. Их отчужденные тела легко сходятся, их объятие – как счастливое воспоминание. Кейти отступает назад и вытирает глаза.

– Не буду. Обещаю, – говорит Кейти. – Я по тебе скучаю, Мег.

– Я по тебе тоже.

– Я не знала, что ты ценишь все это, что ты это вообще замечаешь. Вообще-то я думала, ты считаешь мои цитаты по йоге глупыми.

– С чего ты взяла?

– Не знаю. Вы меня всегда дразнили насчет очистки соком, и пения, и слов из санскрита.

– Тебя дразнят в основном Джей Джей и Патрик. Мы это не всерьез.

– Да, но ты ни разу не пришла ко мне на занятие.

– Я думала, ты не хочешь, чтобы я приходила. Ты меня никогда не звала, и я решила, что ты не хочешь.

Кейти ждала, что Меган придет к ней на занятие, и когда этого не произошло, решила, что Мег считает йогу ниже своего достоинства, что Кейти ниже ее. А Мег все это время ждала приглашения.

– Конечно, я хочу, чтобы ты пришла, – говорит Кейти.

– Тогда я хочу пойти.

– Это все ерунда, конечно. Мои занятия – вовсе не «Лебединое озеро».

– Это совсем не ерунда. Ты преподаешь йогу. Это очень круто. Я бы с радостью у тебя позанималась. Но я знаю только одну позу, позу танцора. И скорее всего, буду выглядеть дурой.

Кейти с улыбкой качает головой. Меган никогда в жизни не выглядела дурой. Кейти думает про БХ, про то, как спотыкается, падает, гримасничает, роняет вещи отец, каким дураком он выглядит для всех, кто не знает, что с ним. Это будущее Меган.

– Мне так жаль, Мег.

– Все в порядке. Я, знаешь, не завтра умру.

– Нет. Я знаю. Я про то, что мне жаль, что я так долго вела себя с тобой как идиотка.

– А. Мне тоже жаль.

– Жаль, что я потратила впустую столько времени.

По-прежнему держа маркер в руке, Меган возвращается к стене и дописывает цитату, которую возвращала на место, когда вошла Кейти.

«Когда кто-то глубоко тебя любит, это дает тебе силу, когда ты глубоко любишь кого-то, это дает тебе смелость». – Лао Цзы.

– Давай начнем сегодня. Хорошо?

Кейти кивает.

– Погоди, а это что? – говорит она, указывая на стену.

«Не прекращай бой», – Полицейское управление Бостона.

– Это от папы, – говорит Меган. – Тут есть еще пара дополнений.

Взгляд Кейти обходит комнату по периметру, пока не упирается в стену над зеркалом. Она смеется, и Меган с готовностью смеется в ответ, зная, что читает Кейти.

«Эти демоны еще не знают, на кого хлебало раззявили», – Патрик О’Брайен.

А это от мамы. Самая длинная цитата в комнате, написанная курсивом над изголовьем кровати, где три дня назад была смертельная цепочка ЦАГ. Молитва святого Франциска.

– Спасибо, мама, – шепчет Кейти, дочитав.

Ее трогает божественная мудрость всей молитвы, но три слова поют в самом ее сердце, словно хор.

«Где отчаяние – надежду».

Развитие болезни Хантингтона обычно занимает от десяти до двадцати лет и может быть разделено на три стадии. Симптомы ранней стадии, как правило, включают потерю координации, хорею, затруднение мышления, депрессию и раздражительность. В средней стадии больному становится труднее планировать и рассуждать, хорея более выражена, нарушаются речь и глотание. На поздней стадии БХ больной больше не может ходить, разборчиво говорить или осознанно двигаться и полностью зависим от стороннего ухода. Больной БХ сохраняет способность понимать, память и сознание на всех стадиях. Смерть чаще всего вызывают осложнения болезни, такие как удушье, пневмония, голод и даже самоубийство.

Несмотря на то что генетическая мутация, чистый случай БХ, известна с 1939 года, до сих пор не существует эффективной терапии, которая могла бы предотвратить или замедлить развитие болезни.

Болезнь Хантингтона обычно называют семейной болезнью. Из-за аутосомного доминантного наследования БХ и продолжительного течения родители, братья и сестры, дети и даже внуки в одной семье могут одновременно переживать различные стадии болезни. Часто, когда одно поколение приближается к финальной стадии, в начальную вступает другое поколение.

Запах воскресного обеда заполняет всю комнату. Джо не может определить, какое вареное животное или овощ чует его нос, пахнет, честно говоря, несоблазнительно, но голод все равно просыпается. Джо стоит в профиль перед зеркалом и похлопывает себя по расслабленному животу, который теперь уменьшился до того, до чего раньше его приходилось изо всех сил втягивать. «Уши» на поясе и пузо ушли. Физиотерапевт сказал Джо, что ему нужно от четырех до пяти тысяч калорий в день, чтобы поддерживать вес. Но, даже получив разрешение врача есть сколько угодно пончиков и пиццы, он быстро теряет вес. Постоянное подергивание сжигает калории.

Джо только что вернулся домой после дневной смены. Переодеваясь в гражданское, он снял ремень и штаны, но застрял в рубашке. Его пальцы мечутся, играют Моцарта на невидимой флейте поверх пуговиц форменной рубашки, не обращая внимания на команды Джо, отказываясь сотрудничать. Он сосредотачивается на пальцах, словно целится ниткой в самую маленькую иглу в мире, пытается повелеть своим большим и указательным пальцам расстегнуть простые пуговицы, но сколько бы он ни сосредотачивался, у него не получается не плутать. В нем разрастается жар, он задерживает дыхание и теряет терпение, готовый разорвать чертову рубашку пополам.