Дафна Дюморье - Не позже полуночи и другие истории (сборник)

– А что девочка?

Мы совсем забыли про Ники – как забыли и про неподвижное тело, которое еще недавно было Кеном. Девочка по-прежнему сидела в странной скорченной позе, голова ее почти касалась коленей. Я подошел к «Харону Первому», чтобы включить голос, но Мак остановил меня жестом:

– Прежде чем ее будить, послушаем, что она скажет.

Он запустил совсем слабый сигнал вызова, чтобы она не пришла в сознание от испуга. И следом я повторил последнюю голосовую команду:

– Ники, оставайся с Кеном. Рассказывай нам, что ты видишь.

Сперва никакой реакции не последовало. Затем Ники стала распрямляться, неуклюже и неуверенно. Руки ее безвольно упали вдоль тела. Она начала раскачиваться вперед-назад, словно вторя движению луча на экране. Затем заговорила – голос был странно высокий, пронзительный:

– Он хочет, чтобы вы его отпустили. Вот чего он хочет. Пустите… Пустите… Пустите…

Продолжая раскачиваться, она тяжело задышала. Потом вскинула руки и стала молотить воздух кулаками:

– Пустите… Пустите… Пустите…

– Мак, нужно ее разбудить, – встревоженно сказал Робби.

Ритм сигнала на экране ускорился. Девочка задыхалась. Не дожидаясь сигнала от Мака, я включил голос:

– Говорит Харон… Говорит Харон… Ники, проснись!

Девочка вздрогнула, и кровь отхлынула у нее от лица. Дыхание нормализовалось. Она открыла глаза.

Безразлично поглядев на нас, Ники принялась ковырять в носу.

– Хочу в туалет, – угрюмо объявила она.

Робби вывел ее из комнаты. Сигнал на экране, который в момент припадка Ники значительно ускорился, теперь поднимался и опускался спокойно и равномерно.

– Почему менялась скорость? – спросил я.

– Если бы ты не ударился в панику и не разбудил ее, то мы, вероятно, узнали бы почему! – ответил Мак.

Он говорил грубо и вообще был непохож на себя.

– Но послушай, Мак, – возразил я, – ты же видел: ребенок задыхался.

– Нет, – ответил он, – я так не думаю.

Он посмотрел мне прямо в глаза:

– Эти движения имитировали мучительный момент рождения, – сказал Мак. – А то, что ты принял за недостаток воздуха, было попыткой младенца, инстинктивно борющегося за жизнь, сделать первый вдох. Кен, впав в кому, вернулся назад, к этому начальному моменту, и Ники была с ним!

Я к тому времени уже понимал, что в состоянии гипноза возможно очень многое, и все же его слова меня не убедили.

– Послушай, Мак, «борьба» Ники началась после того, как Кен уже умер и на «Хароне Третьем» появился новый сигнал. Кен не мог вернуться к моменту рождения: он был мертв. Понимаешь ты это или нет?

Мак ответил не сразу.

– Я не знаю. Я просто не знаю, – ответил он наконец. – Думаю, надо снова взять ее под контроль и выяснить.

– Ну уж нет, – вмешался Робби. Он вошел в аппаратную и слышал наш разговор. – С девочки довольно. Я отослал ее домой и велел матери уложить ее в постель.

Никогда раньше я не слышал, чтобы Робби говорил так безапелляционно. Он оторвал взгляд от мерцающего экрана, посмотрел на лежавшее на столе неподвижное тело и спросил:

– А может, и с нас тоже хватит? Ты доказал свою теорию, Мак. Завтра я с удовольствием с тобой это отпраздную. Но только не сегодня.

Он был совершенно вымотан, и я подумал, что все мы, наверное, выглядим не лучше. Почти ничего не ели целый день. Янус вскоре вернулся и принялся готовить нам ужин. Известие о смерти Кена он воспринял с обычной невозмутимостью. Что касается Ники, то она, по его словам, уснула тотчас же, как только добралась до подушки.

Значит… все кончено. Мы были измучены до предела, наши чувства притупились, и мне, как и Ники, хотелось одного – забыться сном.

Однако прежде чем дотащиться до кровати, какое-то безотчетное чувство заставило меня преодолеть ужасную усталость, сковавшую мое тело, и вернуться в аппаратную. Там все было точно так же, как в тот момент, когда мы ее покинули. Тело Кена лежало на столе, прикрытое одеялом. Экран мерцал, и сигнал на нем равномерно поднимался и опускался. Я поглядел на него, а потом отмотал магнитную ленту назад, до момента, когда у девочки начался тот странный приступ. Я вспомнил, как раскачивалась взад-вперед ее голова, вспомнил судорожные движения рук – словно Ники пыталась вырваться на свободу. Я включил запись.

– Он хочет, чтобы вы его отпустили, – проговорил высокий, пронзительный голос. – Вот чего он хочет. Пустите… Пустите… Пустите!..

Она судорожно вдохнула и снова повторила:

– Пустите… Пустите… Пустите!..

Я выключил запись. Загадочные слова. Сигнал – всего лишь поток электрической энергии, перехваченный в момент смерти Кена. Как же Ники смогла перевести его в мольбу о свободе?.. А если…

Я поднял голову. Мак стоял в дверях и глядел на меня. К его ногам жался пес.

– Цербер неспокоен, – сказал Мак. – Мечется по моей комнате. Не дает спать.

– Послушай, Мак. Я еще раз прокрутил эту запись. Тут что-то не так.

Он подошел и встал рядом со мной.

– Что значит «не так»? Запись тут вообще ни при чем. Лучше погляди на экран. Сигнал ритмичный. Это значит, что эксперимент удался на все сто процентов. Мы добились того, к чему стремились. Вот она, энергия.

– Я понимаю, что это энергия, – ответил я. – Но ты думаешь, это все?

Я снова запустил запись. Мы услышали, как тяжело дышит девочка, потом раздался ее голос:

– Пустите… Пустите…

– Мак, послушай меня. Когда она это произносила, Кен был уже мертв. Следовательно, между ними не могло быть больше никакого общения.

– Ну и?..

– Так как же тогда после его смерти она могла отождествлять себя с его личностью – той личностью, которая и говорит: «Пустите… Пустите…». Только если…

– Что «если»?

– Если произошло нечто такое… Мы знаем, что это невозможно, но… Что если на экране – некая неведомая нам сущность Кена?

Он ошеломленно уставился на меня, а потом мы вместе снова взглянули на экран – пульсирующий сигнал вдруг приобрел совсем другое значение, другой смысл, наполнивший нас тоской и страхом.

– Мак! Что мы наделали?

Утром позвонила миссис Янус. Она сказала, что Ники проснулась и ведет себя странно: без конца раскачивается взад-вперед. Миссис Янус пыталась ее успокоить, но девочка не слушается. Нет, температуры у нее нет, она не простужена. Только вот эти странные телодвижения все время. Завтракать Ники отказалась, говорить не хочет. Хорошо бы Мак послал ей свой сигнал вызова. Это может ее успокоить.

На ее звонок ответил Янус – мы были в столовой. Он передал нам слова своей жены. Робби встал и пошел к телефону. Он почти сразу вернулся к нам.

– Надо туда съездить, – объявил он. – Да, не следовало мне допускать того, что вчера произошло.

– Ты знал, что риск есть, – ответил Мак. – Мы все знали, с самого начала, какое это рискованное дело. Но ты уверял меня, что никакого вреда это не нанесет.