Томас Пинчон - Край навылет

– Игорь не знает про сегодняшнее.

– Конечно, не знает, Миша. Лучше выразиться, у него есть возможность все отрицать, а вы, парни, тут целиком и полностью сами по себе. Мне все равно интересно, почему вы этого не делаете откуда-нибудь издали, например, через интернет. Переполнение буфера, отказ в обслуживании, что угодно.

– Слишком казенно. Подходы хакерской школы. Мы с Гришей негодяи ближнего боя. Вы не заметили? Так более лично.

– Так это личное, значит… – Она не вполне упоминает Лестера Трюхса, но во взгляд Миши проникает эдакий сталинский прищур, чуть ли не по-доброму, так вождь любил на тебя пялиться со своих рекламных фотографий.

– Тут не только Лестер. Я вас умоляю. Мроз нарывался, вы в курсе, мы все в курсе. Но истории целиком вам лучше не знать.

Геймерский мачизм Деймоса-с-Фобосом, ангелы-мстители в законе, чего? Может, сегодня дело и не только в Лестере, но разве его одного недостаточно? Что б он там ни видел, чего не следовало, явление, означавшее конец его, что жутко и туманно подымалось над электронными таблицами с тайными движениями денежной наличности, не следует допускать к мирным гражданам…

– Ладно, а как насчет хоть капельки истории?

Дружбаны обмениваются проказливыми взглядами. Анаша с мужчиной забавно обходится. Даже с двумя.

– Вы же слыхали про ВЗП, – грит Миша. – Игорь всем эту историю рассказывает.

– Особенно хорошеньким женщинам, – грит Гриша.

– Однако то был не ВЗП. То был ВНЗП.

– Это… внезапно вниз, нет, постойте, Высотный…

– Незатяжной, с ранним раскрытием. Парашюты открываются, может, на 27 000 футов, вы с отделением можете пролететь 30–40 миль, все стайкой в небе, у нижнего приемника ГЛОНАСС…

– Это как русский ГСП. Однажды ночью у Игоря задание на внедрение, все идет по пизде, у прапорщика башню рвет от нехватки кислорода, ветром всех разбрасывает по половине Кавказа, ГЛОНАСС перестает работать. Игорь спускается норм, только теперь он сам по себе. Без понятия, где, разбит ли лагерь в районе сосредоточения. По компасу и карте пытается найти остаток своего отделения. Много дней спустя что-то унюхивает. Деревушка, тотально, типа, истребленная. Молодые, старые, собаки, все.

– Сожгли из огнемета. Вот тогда-то у Игоря и случился душевный кризис.

– Он не только из Спецназа уходит – когда у него собирается достаточно своих денег, он устраивает собственный план репараций.

– Посылает деньги чеченцам? – интересуется Максин, – это не считается государственной изменой?

– Это большие деньги, и к тому времени Игорь хорошо защищен. Даже думает, не обратиться ли в ислам, но проблем слишком много. Война заканчивается, начинается вторая война, некоторые люди, кому он помогает, теперь партизанят. Ситуация все больше усложняется. Есть чеченцы и есть чеченцы.

– Некоторые хорошие парни, некоторые не очень хорошие.

Названия организаций сопротивления, которые не укладываются Максин в голову. Но теперь не вполне лампочка – скорее тлеющий кончик «Эль Продукто» – вспыхивает над ней.

– Стало быть, средства, которые Лестер отводил у Мроза…

– Шли плохим парням, через фронт ваххабитской хреноты. Игорь знал, как добраться до денег, пока те не перемешались на эмиратских счетах. Он способствует Лестеру, берет небольшие комиссионные. Все джефово , пока кто-то не вскрыл.

– Мроз?

– Кто-то, управляющий Мрозом? Это вы нам скажите.

– И Лестер… – Максин соображает, что ляпнула.

– Лестер был как ежик в тумане. Просто пытался отыскать своих друзей.

– Бедный Лестер.

Что, сейчас все в соляной раствор выйдет, прямо тут?

– Съезд 18, – вместо этого объявляет Миша, выдыхая дым, глаза сияют. – Покипси. – И чуть не опоздал.

Станция сразу за мостом. На парковке ждет Юрий, жизнерадостный атлет, опирается на «хаммер», несущий на себе стигматы долгой истории трудных дорог, за ним внушительный трейлер с генератором для импульсного оружия. Судя по тем генераторам РА [146] Рекреационный автомобиль. , что Максин видала, тысяч на 10–15 ватт. «Десятипроцентная мощность» может оказаться фигурой речи.

Они успевают на 10:59 до Нью-Йорка.

– Пока, ребята, – машет Максин, – осторожней давайте, не могу сказать, что одобряю на самом деле, я знаю, что если моим детям когда-нибудь в руки попался бы виркатор…

– Вот, не забудьте, – незаметно возвращая ей «беретту».

– Вы соображаете, что нас с Талит вы только что сделали сообщниками какого-то преступного, вероятно, даже террористического деяния.

Падонки обмениваются взглядами, в которых читается надежда.

– Думаете?

– Во-первых, уровень федеральный, «хэшеварзы» – подразделение служб безопасности США…

– Они сейчас не хотят про это слушать, – Талит, утаскивая ее по перрону. – Дебилы ебаные.

Мальчики машут из окон, когда они отъезжают.

– До свиданья, Макси! Пока, белокурва!

В поезде по дороге назад Максин, должно быть, задремала. Ей снится, что она по-прежнему в «ЗИЛе». Пейзаж в окне заморожен до глубокого русского средизимья, снежные поля под куском луны, освещение из стародавних времен санных путешествий. Погребенная в снегах деревушка, церковная колокольня, автозаправка, закрытая на ночь. Плавный монтажный переход к братьям Карамазовым, доктору Живаго и прочим, что покрывают свои зимние расстоянья таким вот манером, без трения, быстрее всего, вдруг за одну ездку успеваешь выполнить больше одного дела, прорыв в романтической технологии. Где-то между озером Теплоотвод и Олбэни, за темной глухоманью, флотилия черных внедорожников теперь только с зажженными противотуманными фарами, на пути к перехвату. Максин впадает в петлю без выхода, грезу, пока выныривает, что превращается в электронную таблицу, в которой она не смыслит. Она просыпается где-то в районе Спайтен-Дайвел от спящего лица Талит, что ближе к ее, чем ожидалось, как будто где-то во сне их лица еще больше сблизились.

На Гранд-Сентрал они вкатываются около 1:00 ночи, голодные.

– «Устричный бар», наверное, закрыт.

– Может, в квартиру уже безопасно, – предполагает Талит, сама в это не веря. – Давайте вернемся, что-нибудь найдем.

Находят они вообще-то вескую причину снова уйти. Только из лифта, как слышат музыку из кино с Элвисом.

– О-ёй, – Талит, ища ключи. Не успевает найти, как дверь распахивается, и вместе с эмоциями на них набрасывается не слишком неотразимая харизма. У него за спиной на экране со знаком, объявляющим «Я ЗЛО», танцует Шелли Фабарес.

– Это что? – Максин знает, что это, не так давно за ним гонялась чуть ли не через весь Манхэттен.

– Это Чэзз, которому про это место вообще знать не полагается.

– Любовь отыщет путь, – отвечает Чэзз, эдак заябоцки.