Джеффри Арчер - Тайна за семью печатями

– Как долго ей осталось быть с нами? – спросила Эмма.

– Боюсь, это вопрос скорее нескольких недель, чем месяцев.

– Тогда я должен кое-что ей рассказать, – сказал Джайлз, до этого мгновения не проронивший ни слова.

Инцидент с магазинной кражей, как только о нем прослышали в школе Святого Беды, превратил Себастьяна из «немного нелюдимого» в кого-то вроде народного героя, и те мальчишки, которые прежде даже не замечали его, теперь приглашали в свои компании. Гарри начал верить: вот он, поворотный момент. Однако, когда Себастьяну сообщили, что бабушке осталось жить всего несколько недель, мальчик снова замкнулся в себе.

Джессика пошла в первый класс в «Ред мэйдс». Она занималась намного усердней Себастьяна, но не стала первой ни по одному предмету. Учительница рисования поделилась с Эммой своим сожалением, что ее предмет непрофилирующий, потому что Джессика в восемь лет обладает более ярким талантом, чем она сама в последний год обучения в колледже.

Эмма решила не пересказывать этого разговора Джессике, но позволить девочке самой узнать, насколько она талантлива, – когда пробьет ее час. Себастьян то и дело твердил ей, что она гений, но много ли он понимал? Он и Стэнли Мэтьюза [11]называл гением.

Месяц спустя Себастьян провалил три проверочные работы буквально за несколько недель до вступительных экзаменов в Бристольскую классическую школу. Ни у Гарри, ни у Эммы не хватило духу критиковать сына – настолько он был расстроен и подавлен состоянием бабушки. Всякий раз после школы он сопровождал Эмму в больницу, забирался к бабушке на кровать и читал ей свою любимую книгу, пока она не забывалась сном.

Джессика каждый день рисовала бабуле новую картину и наутро доставляла в больницу, когда Гарри отвозил ее в школу.

Джайлз проигнорировал несколько «уведомлений с тремя подчеркиваниями» [12], Грэйс – несколько семинаров, Гарри сорвал несчетное количество предельных сроков сдачи рукописи, а Эмме несколько раз не удалось ответить на еженедельные письма Сайруса Фельдмана. Но именно Себастьяна Элизабет ждала с нетерпением каждый день. Гарри не знал, кому больше во благо были эти впечатления – его сыну или теще.

В то время, когда угасала жизнь его бабушки, экзамены давались Себастьяну очень тяжело.

Итог, как и предсказывал директор школы Святого Беды, получился неоднозначным. Экзамены по латыни, французскому, английскому и математике сданы на школьном уровне, но по истории он едва получил проходной балл, чуть не провалился по географии и набрал всего лишь девять процентов по естественным наукам.

Доктор Хэдли позвонил Гарри в Баррингтон-Холл почти сразу же после того, как результаты экзаменов вывесили на доске объявлений.

– Я поговорил с глазу на глаз с Джоном Гарретом, моим коллегой, занимающим такую же должность в БКШ, – рассказал директор. – И напомнил ему, что у Себастьяна сто процентов в латыни и математике, и он почти наверняка проявит свои способности к тому времени, когда ему придет пора поступать в университет.

– Вы можете также напомнить ему, – сказал Гарри, – что мы оба, его дядя и я, учились в БКШ, а его дедушка сэр Уолтер Баррингтон был председателем попечительского совета.

– Не думаю, что есть нужда ему напоминать. Но я отмечу, что бабушка Себастьяна во время его экзаменов находилась в больнице. Все, что нам остается, – надеяться, что он подставит мне плечо.

Так и вышло. В конце недели доктор Хэдли позвонил Гарри и сообщил: директор БКШ даст знать попечительскому совету, что, несмотря на неудачу Себастьяна с двумя экзаменами из положенных, ему все же будет предоставлено место в БКШ в Михайлов триместр [13].

– Спасибо вам, – сказал Гарри. – За последние несколько недель это у меня первые добрые новости.

– Однако, – добавил Хэдли, – мистер Гаррет напомнил мне, что окончательное решение за правлением.

Гарри был последним, кто навестил в тот вечер Элизабет, и едва собрался уходить, как она прошептала:

– Пожалуйста, побудь еще минуточку, дорогой. Мне надо кое-что с тобой обсудить.

– Конечно. – Гарри снова присел на край кровати.

– Я провела утро с Десмондом Сиддонсом, нашим семейным адвокатом. – Элизабет говорила с трудом, запинаясь на каждом слове. – И хочу, чтобы ты знал: я сделала новое завещание, поскольку мне невыносима мысль, что эта ужасная женщина, Вирджиния Фенвик, наложит руки на мое имущество.

– Не думаю, что это еще представляет собой проблему. Мы уже очень давно не видели или не слышали о Вирджинии, так что, полагаю, все кончено.

– Гарри, она хочет, чтобы я поверила, будто все кончено. Поэтому вы давно и не видели ее. Не случайно она исчезла из виду почти сразу, как Джайлз узнал, что мне недолго осталось жить.

– Уверен, вы слишком близко принимаете к сердцу. Я не верю даже, что Вирджиния может быть настолько бесчувственной.

– Гарри, милый, всегда и всем ты даришь презумпцию невиновности, у тебя такое доброе сердце. Эмме повезло, что она встретила тебя.

– Спасибо за добрые слова, Элизабет, но я уверен, со временем…

– Это как раз то, чего у меня не осталось.

– Может, тогда мы попросим Вирджинию заглянуть к вам?

– Я несколько раз ясно давала Джайлзу понять, что желаю видеть ее, но всякий раз он вежливо отказывал мне, находя какие-то неправдоподобные отговорки. Почему, как ты думаешь? Не отвечай, Гарри, потому что будешь последним, кто поймет, что на уме у Вирджинии. И уверяю тебя, она не предпримет ничего, пока меня не похоронят. – Тень улыбки скользнула по лицу Элизабет. – Однако я припасла в рукаве козырь, который не собираюсь выкладывать, пока меня не опустят в могилу. Мой дух вернется ангелом мщения.

Гарри не прерывал Элизабет, а она между тем откинулась на подушку и со всей энергией, на которую сейчас была способна, вытащила из-под изголовья конверт:

– А теперь, Гарри, слушай меня внимательно. Ты должен обязательно выполнить мои инструкции к этому письму. – Элизабет крепко сжала его руку. – Если Джайлз оспорит мое последнее завещание…

– Но зачем ему делать это?

– Затем, что он Баррингтон, а Баррингтоны всегда проявляли слабость, когда в дело вмешивались женщины. Итак, если Джайлз оспорит мое последнее завещание, – повторила она, – ты должен будешь отдать этот конверт судье, которого назначат решать, кто из членов семьи унаследует мое состояние.

– А если не оспорит?

– Тогда ты должен уничтожить письмо, – сказала Элизабет. – Сам его не вскрывай и ни в коем случае не говори о его существовании Джайлзу или Эмме. – Она еще крепче сжала его руку и прошептала едва слышно: – А сейчас дай мне честное слово, Гарри Клифтон, ведь я знаю: Старый Джек учил тебя, что для честного человека всегда достаточно слова.