Джеффри Арчер - Тайна за семью печатями

Полковник позволил себе кривую улыбку, глядя, как литейщик с ворчанием выбирается из-под кучи денег.

– Боюсь, нет, Крэнн. Свой приказ не отменяю. – Он спрыгнул с подножки автокрана. – Все до последней купюры должны быть уничтожены.

Если офицер САС когда-либо испытывал искушение не повиноваться приказу, это был именно такой момент.

Инженер открутил крышку канистры с бензином и с явной неохотой плеснул несколько капель на угли жаровни. Затем чиркнул спичкой и отошел, глядя, как заплясали языки пламени. Полковник взял руководство на себя и бросил первые пятьдесят тысяч фунтов стерлингов в жаровню. Через несколько мгновений трое остальных с неохотой присоединились к нему, швыряя тысячи за тысячами в ненасытный огонь.

Когда догорела последняя банкнота, четверо мужчин какое-то время безмолвно смотрели на горку пепла, словно заставляя себя не думать о том, что сейчас сделали.

Молчание нарушил плотник:

– Это привносит абсолютно новое значение в выражение «куча денег».

Все рассмеялись, кроме полковника, который резко скомандовал:

– Закругляемся!

Литейщик снова улегся на спину и скользнул под статую. Как тяжелоатлет, он поднял деревянный постамент и держал его на весу, в то время как инженер и плотник направили три стальных стержня в отверстия в нижней части статуи.

– Ровнее! – крикнул им литейщик, наживляя «барашки» сначала пальцами, а потом докручивая их плоскогубцами.

Убедившись, что винты затянуты до упора, он выполз из-под статуи и махнул полковнику в кабине автокрана: можно поднимать.

«Мыслитель» медленно пошел вверх и задержался, оказавшись в нескольких дюймах над упаковочным ящиком. Инженер вскарабкался по приставленной к ящику лестнице, а полковник стал осторожно опускать в него статую, следуя указаниям инженера. Как только из-под рук «Мыслителя» убрали трос, плотник сменил инженера на верхней ступеньке лестницы и взялся приколачивать на место тяжелую крышку.

– Так, джентльмены, приберемся здесь, пока капрал занят делом, чтобы потом не тратить на это время.

Они загасили огонь, подмели пол и убрали все, что использовали, обратно в машину.

Напоследок в фургон отправились лестница, молоток и три запасных гвоздя. Полковник отвел автокран точно на то же самое место, откуда брал его, в то время как плотник и литейщик заняли места в фургоне. Инженер отпер дверь ангара и отошел в сторону, давая выехать полковнику. Командир не глушил мотор, пока его заместитель запирал дверь ангара и усаживался рядом с ним.

Полковник медленно проехал по территории порта до ангара таможни. Он вышел из фургона, прошел в офис и отдал ключ от ангара офицеру с тремя серебряными нашивками на рукаве.

– Спасибо, Гаррет, – сказал полковник. – Знаю, сэр Алан будет очень признателен и, несомненно, поблагодарит вас лично, когда мы все встретимся на ежегодном ужине в октябре.

Таможенный офицер отдал честь, а полковник Скотт-Хопкинс вышел из кабинета, уселся за руль белого «бедфорда», включил зажигание и отправился в обратный путь в Лондон.

Фургон «Сотби» с отремонтированным колесом прибыл в порт почти на сорок минут позже назначенного времени.

Когда водитель остановился напротив ангара номер 40, он с удивлением увидел десяток таможенных чинов, окружавших ящик, за которым он приехал.

Он повернулся к своему напарнику:

– Берт, что-то случилось.

Когда они вышли из фургона, погрузчик поднял ящик и в сопровождении нескольких представителей таможни – чересчур многих, по мнению Берта, – подвез его к задней двери фургона и загрузил внутрь. Процедура передачи груза, обычно занимающая несколько часов, была завершена за двадцать минут, включая оформление документов.

– Что, интересно, в этом ящике? – спросил Берт, когда они отъехали.

– Без понятия, – ответил водитель. – Грех жаловаться, зато все прошло так быстро, что успеем дома послушать «Званый вечер» Генри Холла по «Би-би-си хоум сервис» [63].

Себастьяна также удивила оперативность и скорость процедуры передачи статуи. Он мог только предполагать: либо статуя невероятно ценная, либо дон Педро обладал в Саутгемптоне таким же влиянием, как и в Буэнос-Айресе.

Себастьян поблагодарил офицера с тремя серебряными нашивками и вернулся на причал, где присоединился к немногим оставшимся пассажирам, дожидавшимся прохождения паспортного контроля. Первый штамп в первом паспорте вызвал у него улыбку, но эта улыбка превратилась в слезы, когда он вошел в зал прибытия и увидел встреча ющих его родителей. Он признался им, как остро чувствует свою вину, и через минуту уже казалось, будто он никуда не уезжал. Никаких взаимных упреков и обвинений, никаких нотаций, отчего он еще сильнее почувствовал себя виноватым.

По пути обратно в Бристоль у Себастьяна было столько всего рассказать им: Тибби, Дженис, Бруно, мистер Мартинес, принцесса Маргарет, посол и офицер таможни – все сыграли свои роли в его рассказе. Лишь о Габриэле он решил умолчать и приберечь этот рассказ для Бруно.

Когда они проехали через ворота Мэнор-Хауса, первой, кого увидел Себастьян, была Джессика, бегущая к ним.

– Никогда не думал, что буду по тебе скучать, – сказал он, выскочив из машины и обняв ее.

Фургон «Сотби» свернул на Бонд-стрит сразу после семи. Водитель не удивился, увидев полдюжины репортеров, маячивших на тротуаре. И хотя им оплачивали работу в неурочное время, они наверняка мечтали поскорее попасть домой.

Мистер Дикинс, глава Департамента импрессионистов, проконтролировал выгрузку из фургона и перенос ящика в кладовую аукциона. Он терпеливо дождался, пока деревянные планки не были оторваны и не убрана стружка, чтобы лично удостовериться, что номер в каталоге соответствовал цифре на скульптуре. Он наклонился и, разглядев цифру 6, вытравленную на бронзе под подписью Огюста Родена, улыбнулся и поставил галочку в грузовой декларации.

– Большое спасибо, ребята. Можете отправляться домой. Документами я займусь с утра.

Покинув здание в этот вечер последним, мистер Дикинс запер дверь и зашагал в сторону станции метро «Грин-Парк». Он не заметил человека, стоявшего на входе антикварного магазина через улицу.

Как только мистер Дикинс скрылся из виду, человек вышел из тени и направился к ближайшей телефонной будке на Керзон-стрит. Четыре пенни он приготовил заранее – ведь он всегда старался предвидеть любую неожиданность. Он набрал номер, который знал наизусть. Когда на другом конце линии ответили, он нажал кнопку «А» и сказал:

– Выгруженный «Мыслитель» ночует на Бонд-стрит, сэр.

– Благодарю вас, полковник, – сказал сэр Алан. – У меня для вас будет еще одно задание. Я позвоню.

Связь оборвалась.