Дафна Дюморье - Берега. Роман о семействе Дюморье

– Ах, как бы и мне хотелось такое колечко! – воскликнуло дитя. – Знаешь, бабуля, может быть, когда я вырасту, мне тоже повстречается джентльмен вроде лорда Фолкстона.

Старуха разразилась хохотом, от которого Эллен застыла в своем кресле.

– Если всегда будешь такой же хорошенькой, как сейчас, наверняка повстречается! – взвизгнула ее мать. – Но я тебе одно скажу: окажется зеленоглазым – не доверяй ему! Слишком много попросит взамен.

– А чего он попросит, бабушка?

Новый взрыв хохота; Эллен поднялась с кресла.

– Изабелла! – позвала она дочь. – Иди посмотри, какие там за окном ослики забавные. Даже меньше того, на котором ты каталась в Сен-Клу.

– Спасибо, мамочка, но мне не хочется смотреть на осликов. Бабушка показывает мне свои колечки.

– Мне кажется, бабушка утомилась, – упрямо гнула свое Эллен.

– Утомилась? Вздор! С чего бы это мне утомиться? – возразила Мэри-Энн, отмахиваясь от нее рукой, похожей на обезьянью лапку. – Мне так весело с нашей милой деточкой. Не слушай маму, душка моя. Давай лучше ты как-нибудь приедешь и погостишь у меня одна. Сможешь не спать всю ночь и есть что захочется – я разрешаю. Кстати, в Булони очень много симпатичных мальчиков. А уж друзья братьев, верно, так вокруг тебя и вьются?

– Что ж, бывает, – ответила Изабелла, тряхнув головкой.

– Да уж вижу, что ты любительница пококетничать. И правильно. Верти ими как вздумается, только так и надо. Делай вид, что тебе решительно все равно, нравишься ты им или нет, – тогда они будут липнуть к тебе как мухи к меду. А ты держи их на расстоянии. Нечего втихомолку целоваться по углам!

– Что ты, бабуля, стану я целоваться, фи!

– Да что ты? Ха! Ничего, рано или поздно станешь. Именно для этого и созданы хорошенькие девочки вроде тебя. Джорджи, например, очень нравится целоваться, верно, Джорджи?

Новый взрыв хохота. И невеста туда же, хихикает. Изабелла уставилась на нее с неприкрытым любопыт ством. Эллен подошла, сжав губы крепче обычного.

– Мне кажется, Изабелле пора спать, – сказала она. – Уже десятый час, а в ее возрасте необходимо высыпаться.

– Спать? Вздор! – вскричала бабушка. – Если тут кому и пора в постель, так только Джорджи. Завтра-то уж ей будет не до сна!

Гости – обычное для дома Кларков сборище – ответили дружным смехом, однако Эллен с удовлетворением подметила, что брату хватило воспитания покраснеть.

– Мама, – произнесла она негромко, – хватит говорить такое в присутствии ребенка – кстати, и в присутствии остальных тоже. Не забывайся.

Старушка сделала крайне непристойный жест и высунула язык. Эллен твердо взяла Изабеллу за руку и повела спать. В этот момент она приняла неколебимое решение: нынче последний ее визит в Булонь.

Церемония бракосочетания прошла на следующий день без происшествий; по счастью, Джордж отговорил матушку произносить речь.

Бравый вояка выглядел перед алтарем очень внушительно и достойно, пусть и ничуть не моложе своих пятидесяти пяти лет, а разрумянившаяся Джорджина была просто обворожительна. Эллен ничего не могла подарить брату – да, такое вот вынужденное проявление скаредности в духе среднего класса. По словам Джорджа, содержание его супруге выделили весьма скудное; Эллен подозревала, что жить им будет нелегко, особенно если Джорджина сохранит свое пристрастие к дорогим нарядам.

В Париж она вернулась в прескверном настроении, почти не разговаривала с бедняжкой Изабеллой, которой поездка открыла глаза на новый и весьма привлекательный мир. А в Париже ее первым делом встретил бледный, дрожащий Кики: голосом, полным отчаяния, он сообщил, что не поступил в Сорбонну – провалил письменный экзамен по латыни.

В первый момент мать отказалась ему верить. Кики, ее любимец, ее надежда, ее умница, который учил первые свои уроки у нее на коленях и всегда подавал такие надежды, – да не может такого быть! Какой позор! При этом один из его друзей, недалекий мальчик, не обладавший и половиной талантов Кики, сдал экзамен с отличием. Она наняла фиакр и отправилась в пансион, дабы расспросить месье Фруссара – не могли ли что-то напутать с отметками, однако он, расстроенный едва ли не больше, подтвердил, что все именно так, Дюморье Первый, один из его любимых учеников, потерпел неудачу.

– Я даже не знаю, что тебе сказать! – воскликнула Эллен, оставшись после ужина с Кики наедине; он с несчастным видом смотрел в пол в их маленькой гостиной на улице Бак. – Сколько мы с папой тебя поощряли, сколько потратили денег на твое образование – и как ты распорядился своим даром! Я убеждена, что единственная причина твоей неудачи – лень. Не такой уж трудный был экзамен. Я считаю, что это не просто легкомыслие, но еще и неблагодарность. Кто, скажи, возьмет тебя на работу без степени? На какое положение в научном мире ты можешь рассчитывать, если даже не в состоянии получить степень бакалавра? Полагаю, тебе все это кажется очень забавным.

– Мамочка, ну как ты можешь так говорить? – вскричал несчастный Кики. – Мне хочется прыгнуть головой вниз в Сену. Чтобы больше вас не расстраивать.

– Да уж, и чтобы опозорить еще сильнее. Замечательная мысль! Я знаю, в чем корень зла: мы с папой слишком много тебе потакали, да и Джиги с Изабеллой тоже. Все вы выросли бездушными эгоистами, вам и в голову не при ходит хоть как-то отблагодарить нас за все, что мы для вас сделали.

– Мамочка, я так вам благодарен! Честное слово! Даже не знаю, что бы я без тебя делал. Я бесконечно тебе обя зан. Ведь ты же не думаешь, что я намеренно провалил экзамен?

– Я даже не знаю, что и думать. Я ошарашена и очень расстроена. И надо же – провалить экзамен по латыни, ведь этот предмет совершенно необходим любому химику. А, ну конечно, я знаю, в чем дело: во всем виновато рисование.

– Мамочка, я рисую просто ради забавы.

– Вот именно. Ради забавы. Этим все сказано. Нынешняя молодежь только и думает, как бы позабавиться. Изабелла ворчит, что ее заставляют по три часа в день сидеть за инструментом, – ей, видите ли, мало времени, чтобы забавляться. Ты проваливаешь экзамен, потому что тебе интереснее забавляться с карандашом, – и все за счет других. Это я заметила. Не думай, что я не разглядела карикатуру на дядю Джорджа, которую ты нарисовал перед его отъездом; я ее прекрасно разглядела. Вот бы он был польщен, если бы ее увидел, правда? Нечего сказать, отличный способ отблагодарить собственного крестного, который на прощание сделал тебе такой щедрый подарок – двадцать франков! Что касается Джиги, у меня нет ни сил, ни времени на него сердиться. Его пороки сами бросаются в глаза. И за что Бог дал мне трех таких эгоистичных, неблагодарных детей?

– Мама, не надо, прошу тебя!

– Твоему отцу я ничего говорить не собираюсь. Сам ему все сообщишь. Отличный будет ему сюрприз по твоем приезде в Лондон – старший сын провалил экзамен. Мало отцу горя и забот после смерти его несчастного брата!