Джей Эшер - 13 причин почему

Все правильно – умершего поэта.

Потому что мы не можем спросить ни того, ни другого о том, что он хотел сказать.

Затем мистер Портер подождал – вдруг кто-нибудь признается в авторстве. Но как вам известно, этого не произошло. Только сейчас вы узнали имя поэта.

А вот и бонус для тех, кому нужно освежить память.

«Одинокая душа» Ханны Бейкер.

Так что, учителя правильно расшифровали эти строки? Вы догадались, что за этим стихотворением стояла я?

Я же знаю, что Райан проболтался. Он гордился тем, что экспонат из его коллекции попал в учебную программу. Но когда мне смотрели в глаза, я отказывалась что-то подтверждать или опровергать.

Кто-то даже писал пародии на мои стихи и читал их мне, надеясь тем самым задеть меня.

Я видел это. Две девочки из класса Портера декламировали свою версию перед тем, как прозвенел звонок.

Это было так глупо, так по-детски… и так жестоко.

Они были безжалостны, каждый день в течение недели приносили по одному новому стихотворению. Ханна была великолепна, она притворялась, что читает книгу, ожидая, пока придет мистер Портер, пока начнет урок, который ее спасет.

Это кажется плевым делом, так? Возможно, для вас – да. Мне уже давно было некомфортно в школе. После истории с фотографиями, Тайлер, я не чувствовала себя в безопасности и дома. А сейчас даже мои мысли были выставлены на всеобщее обозрение и осмеяние.

Однажды на уроке мистера Портера, когда эти девушки издевались над Ханной, она подняла глаза. На какой-то момент наши взгляды пересеклись. Короткая вспышка. Она поняла, что я за ней наблюдаю. Так как никто больше этого не заметил, я отвернулся. Это было ее дело.

Отлично, Райан. Спасибо. Ты настоящий поэт.

Вытаскиваю наушники, теперь они висят на шее.

– Не знаю, что с тобой происходит, парень, – говорит мужчина за стойкой, – но я не возьму с тебя деньги.

– Нет, что вы, я заплачу, – протестую я и достаю бумажник.

– Что за ерунда, это ведь всего лишь коктейль. И как я уже сказал, не знаю, что у тебя за проблемы, и не понимаю, могу ли чем-то помочь, но то, что с тобой что-то не так, это очевидно. Поэтому я хочу, чтобы ты оставил эти деньги себе.

Он продувает трубочку, а затем зачем-то начинает завязывать ее в узел. Он пытается перехватить мой взгляд.

Не знаю, что и сказать. Если бы и знал, наверное, не смог бы из-за комка, вставшего поперек горла. Мне остается только кивнуть бармену, собрать рюкзак и пойти восвояси.

Дверь за мной закрывается, и я слышу, как защелкиваются замки.

Что теперь? Пойти домой? Или, может, в «Моне»? Или в библиотеку… Я могу посидеть на лестнице, как Ханна, и дослушать оставшиеся кассеты в темноте.

– Клэй!

Это голос Тони.

Яркие огни фар трижды мигают. Тони выглядывает из окна водительской дверцы и машет мне рукой.

Застегиваю куртку и направляюсь к нему, хотя мне совсем не хочется ни с кем общаться. Особенно сейчас. Мы с Тони знакомы уже давно, вместе работали над школьными проектами, болтали после уроков, но нам никогда не доводилось обсуждать какие-то серьезные проблемы. А сейчас, похоже, он как раз настроен поговорить по душам.

Он что, все это время сидел в машине и ждал? Но зачем?

Вместо того чтобы посмотреть на меня, он сосредоточенно поправляет боковое зеркало.

– Залезай, Клэй.

– Все нормально?

Пауза. Затем он медленно кивает.

Я обхожу машину, открываю пассажирскую дверцу и присаживаюсь так, что одна моя нога остается стоять на асфальте. Кладу рюкзак с кассетами Ханны на колени.

– Закрой дверь, – говорит Тони.

– Что происходит?

– Все в порядке, Клэй. Просто закрой дверь. – Он закрывает свое окно. – На улице холодно.

Его взгляд блуждает от приборной панели на магнитолу, затем на руль. Он делает все, чтобы не смотреть на меня. Когда я закрываю дверь, он начинает говорить.

– Ты уже девятый в списке, Клэй. Я должен следить за тобой.

– Что? О чем это ты?

– Второй комплект кассет, – продолжает он. – Ханна не блефовала. Они у меня.

– О боже! – Я закрываю лицо руками. Где-то в висках вновь просыпается боль. Я давлю на это место сильнее, еще сильнее.

– Все нормально, – говорит он.

Не могу на него смотреть. Что он знает? Он же, наверное, уже слышал, что Ханна собирается рассказать обо мне. Что «нормально»?

– Докуда ты добрался?

– Что?

– Какую кассету слушаешь?

Я могу притворяться, что не понимаю, о чем речь, или вылезти из его машины и уйти. Но что бы я ни сделал, это ничего не изменит, потому что он и так все знает.

– Хватит уже, Клэй. О ком сейчас рассказывает Ханна?

– О Райане. – Мои глаза закрыты. – О стихотворении.

Затем я смотрю на него – голова откинута назад, глаза закрыты.

– А что? – спрашиваю я.

Молчание.

– Почему она отдала их тебе?

– Давай куда-нибудь поедем… Ты же сможешь слушать плеер, пока я буду вести машину? – Он трогает брелок, который болтается около замка зажигания.

– Скажи мне, с чего это она отдала копии записей тебе?

– Я все расскажу, – говорит он, – но ты сначала послушай следующую кассету. Клэй, я не шучу.

– Почему не сейчас?

– Потому что на ней речь пойдет о тебе.

Я ничего не чувствую. Сердце замерло. Глаза не моргают. Я не дышу. А затем я резко убираю руки от лица, опускаю колени, мне хочется биться головой о стекло, убежать прочь из машины, но я не делаю этого.

– Послушай. – Тони кладет руку мне на плечо. – И не выходи из машины.

Он заводит двигатель.

У меня из глаз текут слезы. Оборачиваюсь к нему, но он не отрываясь смотрит вперед на дорогу.

Открываю крышку плеера и достаю кассету. Темно-синим лаком в углу написана маленькая цифра «5». Это моя пленка. Я девятый номер.

Вставляю кассету назад в проигрыватель, сейчас я держу его двумя руками, как закрытую книгу.

Тони переключает передачу, и машина катится по парковке по направлению к дороге.

Не глядя на плеер, нахожу пальцами кнопку, с нажатием которой начнется моя история.

Ромео, о, зачем же ты Ромео?