Давид Фонкинос - Мне лучше

Интенсивность боли – 8

Настроение: похоронное

Утром я все твердил, что мне лучше. А мой убитый вид Элиза, кажется, не замечала. Зато, когда я сказал, что хочу позвонить своим родителям, она удивилась:

– Да?

– Да. Если ты не против, позову их в гости сегодня вечером.

– …

– Так ты согласна?

– Ты уверен, что это хорошая идея?

– А что? Наверняка им будет приятно посмотреть наш дом и сад.

Реакция жены лишний раз показала, какая пропасть пролегла между родителями и мной. Чтобы я их приглашал к себе – такого никогда не бывало. Всегда предпочитал навещать их сам. Безопасности ради – так я мог уйти, когда захочу. Если же придут в гости они, все сложнее: чего доброго, мать начнет совать всюду свой нос, делать замечания. Да и бывал-то я у родителей всего несколько раз в год. Исключительно по торжественным случаям: по праздникам и дням рождения. А тут вдруг приглашаю их без всякого повода, ни тебе дня рождения, ничего… немудрено, что Элиза удивилась.

– Уверена, что ничего хорошего не выйдет, – сказала она.

– Зачем ты так говоришь? В кои-то веки я делаю шаг им навстречу, так поддержи меня.

– Я давно не вмешиваюсь в твои отношения с родителями… но каждый раз, как мы у них бываем, ты возвращаешься злой. А что будет у нас, подумать страшно.

– Но я хочу их видеть, вот и все.

– Ну хорошо, хорошо. В конце концов, это твои родители.

Разумеется, Элиза была права. Скорее всего, ничего хорошего не выйдет. Скажи я отцу, что скоро умру, он вполне может ответить: “Ты в своем репертуаре! Уж не знаешь, что выдумать, лишь бы все вокруг тебя плясали!”

Я заперся в душе. Хоть тут можно было не притворяться, что у меня ничего не болит, и корчиться, пока жена не видит. Я направил душ на поясницу – надеялся, что водяной массаж поможет. Ничуть – только еще больнее. Я вылез, вытерся и посмотрел на больное место в зеркало. Ничего особенного не наблюдалось. Вражья сила коварно притаилась внутри. Рубашку я надевал осторожно, следя, чтобы ткань не прикасалась к коже. Как при ожоге. Элиза остановила меня на пороге:

– Как, ты не выпьешь кофе?

– Нет, я опаздываю. У нас сегодня встреча с китайцами.

– Я думала, с японцами.

– Ну да. С теми и другими. Там половина китайцев, половина японцев.

– …

– И даже пара корейцев в придачу.

Чтобы не завраться окончательно, я выскочил из дому, не дожидаясь, что ответит Элиза. И уже с улицы увидел: жена машет мне на прощание рукой из окна. Никогда раньше такого не бывало. Наверное, подумала: “Что-то с ним сегодня не так”. Что ж, верно. Все не так. Я старался делать бодрый вид, но моя лодка дала течь. Вроде бы все у меня было слава богу, и вдруг все-все разом пошло прахом: я болен, одинок, меня крупно приложили на работе. Я попытался улыбнуться Элизе, но получилось не очень. Залез в машину и почувствовал облегчение, как под душем – никто на меня не смотрит.

Конечно же Элиза трогательно помахала мне в окно из самых добрых побуждений, но в ее жесте не было любви. Эта картинка – Элиза с поднятой рукой – стояла у меня перед глазами всю дорогу в больницу. “Пока, пока”… Так провожают случайного гостя. С заученной, лишенной живого чувства любезностью. Жест постороннего человека, думал я, с каждой минутой все больше уверяясь в этой мысли. Одно и то же прокручивалось в мозгу снова и снова: вот она отодвинула занавеску, поднесла руку, раскрыла ладонь и несколько секунд медленно водила ею справа налево, слева направо. Но я не узнавал в этой женщине свою жену. Не знаю, как объяснить, но то была не она. Вот так, в один миг можно испытать головокружительную гамму чувств. Любовь вдруг растворяется, и в душе проявляется новая правда.

Интенсивность боли: 8

Настроение: шизофреническое

Третье утро подряд оказывался я больничной приемной. И мне уже хотелось, как второгоднику в начале учебного года, подбадривать новичков: “Все будет хорошо, здесь прекрасно лечат”. Я выглядел тут страдальцем со стажем. Накануне я сознательно не стал искать в интернете информацию об МРТ. Не хотел еще больше запугивать себя рассказами, какую у кого обнаружили опухоль. За две минуты таких ужасов начитаешься! Никто ведь не будет оставлять сообщение в медицинских форумах, чтобы похвастаться отменным здоровьем. Здесь каждый изливает свои жалобы, как будто интернет и впрямь дает возможность поделиться своей болью. Одни выкладывают фотографии гангрены, другие в деталях описывают агонию. Такие результаты принесли современные технологии, вместо того чтобы, наоборот, помочь людям поддержать друг друга, сплотить их в борьбе с болезнью. Мои мысли прервал крик в коридоре. За ним последовали новые вопли. Настолько дикие, что было трудно понять, кто кричал – мужчина или женщина. Все, включая меня, посмотрели в ту сторону, откуда доносился крик. Я даже привстал, чтобы разглядеть, что происходит. В глубине коридора двое санитаров внесли в одну из дверей женщину на носилках. Всего несколько секунд я был свидетелем ее мук. Мы постоянно видим чьи-то страдания, но очень редко они достигают такой акустической силы. Я ничего не знал об этой женщине: кто она, что у нее болит. Только я успел сесть на место, как услышал свое имя. Меня вызывали. Я зашел в кабинет, и чужую боль заглушила моя собственная.

Меня принял тот же врач, и он все делал точно так же, как в прошлый раз. Двигался, как заводная кукла, – каждое движение повторялось с точностью до миллиметра. Я не раз замечал за врачами такое ритуальное поведение, гарантирующее надежное однообразие. Возможно, оно служит своего рода успокоительным средством. Этот человек не подвержен всеобщей изменчивости, подумает пациент, в его руках мне ничего не грозит. Только стажерки в то утро не было, и я ощутил легкую досаду. Должно быть, практика у нее не каждый день, поэтому весь крестный путь она со мной не пройдет.

– Болит все так же? – спросил врач.

– Да. Всю ночь не спал.

– В каком положении вам удобнее всего?

– Стоя.

– Ходите нормально?

– При ходьбе даже лучше становится.

– Ну-с, давайте во всем этом разбираться.

Теперь любой разговор, имеющий отношение к моей персоне, сводился к спине. Говорили только и исключительно об этой части моего тела. Верно, ей надоело, что прежде ею никто не интересовался, и она привлекла к себе внимание таким вот сокрушительным образом. Заявила о себе громче некуда, учинила мне революцию. Иной раз я уж и не знал, что отвечать. Все так же ли болело? Когда больше всего? Легче ли при ходьбе? Надеюсь, я отвечал не слишком плохо. То есть не направил доктора по ложному следу. Что болело почти непрерывно, это я точно знал, но судить, насколько сильна боль, определять, куда отдается, отчитываться за каждый позвонок был не в состоянии. И наконец, совершенно запутавшись, стал раздеваться.