Жан-Мари Гюстав Леклезио - Женщина ниоткуда (сборник)

Я пытаюсь вспомнить, как было «до». Это словно сон, будоражащий, навязчивый, от которого сжимается сердце и болит голова. Это красота и нежность. Послеобеденные часы с моей сестрой Абигайль. Мы в саду играем с домашними животными. Залезаем на деревья – посмотреть, что там за стеной. С веток, как гроздья покрытых пушком фруктов, свисают летучие мыши. Я люблю Абигайль, всегда называю ее «Биби», она моя кукла, мне нравится заплетать в косы ее чудесные светлые волосы. Однажды в бассейне она чуть не утонула, и я ее вытащила за волосы. Потом она только размахивала руками и не могла отдышаться, я стала дуть ей в рот. Я закричала: «Биби, я не хочу, чтобы ты умрешь !» Она пришла в себя и закашлялась. Но еще долго мадам Баду издевалась надо мной, потому что я сказала «чтобы ты умрешь».

Еще я вспоминаю пикник в лесу, где-то далеко от дома. Мы добирались туда целый день в отцовском пикапе, мы с Биби и Заза в кузове, мадам Баду с папой в кабине. Она еще молодая, в шортах, у нее красивые загорелые ноги, они блестят на солнце. Мы искупались под струями водопада в тени гигантских деревьев. Над рекой парили красные стрекозы. Я набирала в ладони воду, чтобы плеснуть в Биби, она смеялась, и я тоже.

Все произошло за несколько минут. Время остановилось для меня в этот день, в этот миг. Я всегда думала, что так, наверно, бывает, когда умираешь. Иногда говорят, что смерть – единственное, что невозможно пережить, прочувствовать. Не знаю, так ли, но этот момент я пережила и до сих пор чувствую, хоть это и не настоящая смерть. Я знаю все ее особенности.

В нашем доме два этажа. На первом кухня, кладовка, гараж, где сложены коробки с товарами, и пристройка, где живет наша домашняя помощница Сальма. Наверху столовая, спальня месье и мадам Баду, комната Биби и мой уголок у лестницы. У нас две ванные. Одна наверху, выложенная кафелем, с ванной и двумя умывальниками. Другая внизу, точнее, это душ с голыми зацементированными стенами, там же стоит стиральная машина. В глубине сада в хижине живет садовник Яо. Каждый вечер он сжигает опавшие листья и мусор. У Яо есть клетка с двумя попугаями, с которыми он разговаривает.

Яо разговаривает и со своим громадным облезлым псом, всегда сидящим на цепи. Мадам Баду, должно быть, боялась, что иначе он сожрет ее собачку. У Яо есть еще обезьяна, тоже на цепи, она живет на дереве. Обезьяну я особенно хорошо помню из-за шуток насчет ее пениса, длинного, красного и заостренного, как морковь. К обезьяне мы близко не подходили, она была злющая, и папа говорил, что от нее можно заразиться бешенством.

Яо мы немного боялись и в то же время ему симпатизировали. Он был очень высокий, очень уродливый, с лицом, обезображенным ямками. К нему в хижину постоянно приходили женщины, которых он цеплял в городских барах – так, по крайней мере, утверждал месье Баду. Они оставались у Яо на ночь, а поутру мы слышали, как женщины его проклинают и оскорбляют, называя пьяницей и лжецом. Но вечером в хижине появлялась новая женщина. Для нас с Биби, да, по правде говоря, и для всех прочих, Яо был живой легендой, мы могли часами разговаривать обо всех его женщинах и о том, как ему удается их соблазнять. В конце концов я поняла, что тут какая-то магия, он умел нечто такое особенное, чего другие не умели, вот и все. К сожалению, мы так и не разгадали его секрета, а ведь это так пригодилось бы нам в будущей жизни.

Я выходила в сад очень рано, едва проглянувшее солнце освещало деревья. Я никогда не любила валяться в постели. Биби – та могла спать до полудня. Даже когда солнце проникало в комнату, она, не открывая глаз, только натягивала на голову простыню.

Я садилась в тени мангового дерева, смотрела на муравьев, снующих между корнями, и погружалась в мечты. Или рисовала в специальной тетради растения, цветы, семена и потом против каждого рисунка наклеивала образец. Папа дал мне флакон формалина, чтобы пропитывать листья. Я убирала их в маленькие полиэтиленовые пакетики, куда обычно кладут бутерброды. Формалин пах сильно и едко, дети в школе смеялись надо мной, но постепенно я полюбила этот запах. В каком-то смысле это был запах смерти, запах того времени.

Они разговаривают. Я слышу голоса через окно их комнаты, но ставни еще закрыты. Каким-то шестым чувством я угадываю ссоры и споры, их приближение и напрягаюсь, чтобы понять, как пойдет дальше и откуда ждать опасности. Конечно, я помню о тарелках и ножницах в ящиках комода, о разрезном ноже для бумаги на столе у папы. Я прислушиваюсь изо всех сил, но голоса звучат не слишком возбужденно, никто не задыхается от волнения. Они говорят быстро, время от времени останавливаясь, и тогда тишину заполняют обычные звуки: шум машин, полицейская сирена, рокот автобусов. В саду полная тишина – от человеческих голосов птицы умолкают.

Кроме них двоих, все в доме спят. Я тихо-тихо поднимаюсь по лестнице, только бы ступени не заскрипели! Останавливаюсь перед их комнатой. Ничего не слышно. Что происходит за дверью? Сердце у меня бьется очень быстро и очень сильно, мне кажется, я делаю что-то непозволительное. Меня пугает это внезапное молчание. Может, они умерли, а может, готовятся к атаке, к решающему сражению, в котором каждый хочет убить другого. Я никогда не любила их молчания. Молчание – это мрак и пустота. Когда я была совсем маленькой, умерла моя бабушка. Никому ничего не сказав, я зашла в ее комнату. Ставни были полуоткрыты, падавший в комнату свет казался серым. Бабушка лежала под простыней, натянутой до подбородка, ее лицо тоже было серым, веки закрытых глаз выделялись на нем темными пятнами. Я не видела бабушкиных втянутых губ, но больше всего меня испугала тишина. Я не могла сдвинуться с места, пушок на руках у меня вздыбился, и лишь огромным усилием я оторвала ноги от пола и вышла.

В комнате снова раздаются голоса. Они рассказывают странную историю. Прижавшись ухом к двери, я все слышу. Говорят оба, но больше она. Я сразу же понимаю, что речь идет обо мне. Как я догадалась? Я думаю, что ждала, давно ждала этого мгновения. Так бывает во сне – ты еще ничего не знаешь и в то же время знаешь. Или вдруг понимаешь: это должно было случиться, я это всегда предчувствовала.

Я так часто об этом думала – хотя теперь мои воспоминания смутны, – я тысячу раз воображала себе эту сцену. Вот я бесшумно поднимаюсь по лестнице. Прикладываю ухо к двери и слышу слова, которые уходят и приходят. Слова, могущие навсегда искалечить. Привычные слова из обыденной жизни, терзающие и причиняющие боль.

– Маленькая Рашель… Без семьи, без мамы… Надо ей обязательно сказать, слышишь?.. Ты должен сказать ей правду, пусть знает, что я ей не мать, должен, понятно?.. Рашель не моя дочь, я ее никогда не признаю… Надо было ее оставить там, где она была, столько людей охотно взяли бы ребенка… Безымянная Рашель – вот как следовало бы ее называть, Рашель No Name… Ребенок, подобранный на улице, никому не нужный… Появившийся на свет случайно, по несчастью, ничей ребенок, слышишь, ничей… Я не позволю ей занять место Абигайль… Я не хочу, чтобы она меня называла мамой… Мама, мама – когда она так говорит, меня начинает тошнить… Надо сказать ей сейчас же, немедленно, надо сказать ей правду… Что она родилась из-за несчастного случая в подвале… Я не собираюсь ее выгонять из дома, мы же не звери… Когда она смотрит на меня, мне хочется дать ей пощечину… Она меня провоцирует, знаешь, я уверена, что ей все известно, кто-то ей сказал, но она изображает, будто ничего не знает… Я просто вижу по ней, она смотрит мне прямо в глаза, она провоцирует: «Ну скажи, скажи, что ты не моя мать!» Я больше не могу ее выносить, эту злобу, этот яд… Только ради Абигайль, я не хочу, чтобы она верила, чтобы она воображала… Что она займет место моего ребенка, будет требовать свою долю, эта дочь шлюхи… изнасилованной в подвале… Маленькая Рашель, маленькая Рашель, это имя ей совершенно не подходит, ее нужно было назвать Юдифь или Иезавель [27], я ее боюсь, смотрю на нее и не знаю, что у нее на уме… Я больше не могу… Она меня ненавидит, она нас обоих ненавидит, это бесовское отродье… Ты что, не знал, что у бесов бывают дети? Она демон… Маленькая Рашель, маленькая Лилит [28], она подслушивает, она за нами шпионит… Мне страшно, ночью мне снится, что она входит к нам в комнату с ножом, знаешь, она ведь прячет ножи у себя в постели… Она когда-нибудь подсыплет нам в кофе крысиный яд…