Жан-Мари Гюстав Леклезио - Женщина ниоткуда (сборник)

Мы с мистером Кио придумали одну странную игру. Уж и не помню, кто из нас ее затеял – он или я. Мы играем в нее именно тогда, когда у него такое вот омраченное лицо. Сперва мы просто дотрагивались на пляже до всего подряд – до обломков дерева, до водорослей. Потом решили делать это по очереди, представляя, будто перед нами шашки или костяшки домино, а на самом деле обыкновенный мусор, которого полно на песке и в расщелинах скал, – сухие былинки, птичьи перышки, пустые раковины. Мы собираем все это, делаем игровое поле из очищенного, разглаженного песка, и мистер Кио говорит: «Ваш ход!» Я кладу перед ним обрывок веревки. «Мой ход!» – говорит мистер Кио и кладет передо мной засохший, перекрученный лист водоросли. «Ваш ход!» Осколок мутного стекла. «Мой!» Плоский камешек. «Ваш!» Я кладу другой камешек, поменьше, но с красными прожилками. Мистер Кио растерянно смотрит вокруг, но не находит, чем крыть. «Ваша победа», – говорит он. Со стороны это, конечно, выглядит по-идиотски, но для нас в этой игре кроется какой-то особый смысл. Камешек с красными прожилками действительно достоин победы. А главное, во время этой игры мистер Кио забывает все, что его гнетет. В его глазах тает хмурая тень, они светлеют, смеются и отражают солнечные блики, пляшущие на воде.

Вот такая у нас игра. Я назвала ее попросту – «мой ход – ваш ход». И когда мы за нее садимся, то забываем обо всем на свете. Время для нас больше не существует. Мы могли бы играть бесконечно. Меня это смешит, а вот мистер Кио сохраняет полную серьезность. Даже когда он выкладывает совсем уж бросовую или потешную вещицу, лицо у него невозмутимое. Только глаза говорят обратное. Мне очень нравится цвет его глаз, когда мы играем.

Я, кажется, забыла описать цвет глаз мистера Кио. Они зеленые, но переменчивые – от светло-зеленого, салатного, до темно-зеленого, как морская вода. А иногда это цвет подошвы взметнувшейся волны, когда она насыщена воздушными пузырьками и каплями дождя. На его смуглом лице эти глаза сияют, как два светлых огня. И если я долго смотрю в них, у меня слегка кружится голова. Тогда я отвожу взгляд и нагибаюсь, отыскивая в песке предмет, который можно поставить на кон, чтобы продолжить игру. И мое сердце бьется сильнее обычного; мне кажется, если я буду и дальше смотреть в эти зеленые глаза, то просто упаду в обморок. Но я, конечно, ни за что не признаюсь ему в этом. Впрочем, он никогда и не смотрит на людей слишком долго, да и судить я могу только по себе, потому что ни разу не видела, как он разговаривает с другими. И потом, я заметила еще одно: когда он уходит, то надевает темные очки, даже в сумерках.

Мы видимся почти каждый день. Мистер Кио занял важное место в моей жизни. Я написала это в своем дневнике, ведь я ни с кем не могу об этом говорить. Выйдя из школы, а по воскресеньям из церкви, я сразу бегу через поля батата к берегу. Издали я узнаю его фигуру, его костюм, полы пиджака, развевающиеся на ветру. В первое время он даже галстук надевал, отправляясь на рыбалку. Но в ветреные дни галстук хлестал его по лицу, и в конечном счете он с ним расстался. Все-таки мне нравится, что он одет так элегантно, не чета туристам, – эти уверены, что по острову нужно разгуливать в цветастых бермудах или в желтых анораках. В дождь он ходит с зонтиком, но не с новомодной дурацкой складной фитюлькой, а с солидным черным зонтом, как бизнесмены в Англии. Однако бешеный ветер и этот однажды вывернул наизнанку, и мистер Кио решил обходиться вообще без зонта, так что дождевая вода барабанит по его бейсболке, пропитывает пиджак. Ну а когда погода совсем уж скверная, он сидит в своей палатке. Он поставил ее в дюнах, подальше от пляжа. Палатка сшита из зеленой нейлоновой ткани и держится на металлических колышках. Он взял ее напрокат у хозяина отеля. И в непогожие дни мы спасаемся от дождя в этой палатке. Над входом есть что-то вроде навеса, и вот мы сидим там, а ноги мистера Кио высовываются наружу. Я обожаю такие дни! Мне чудится, будто мы с ним где-то далеко-далеко, в неведомой стране – в Америке или в России. В стране, откуда мы никогда не вернемся. Я гляжу на волны, бегущие рядами по молочно-серому морю. На горизонте сгущается туман. И я воображаю, будто мы плывем на корабле, который увезет нас на край света.

Мы разговариваем, разговариваем, без конца разговариваем. Вернее, говорю-то главным образом я. Хотя мистеру Кио всегда есть что сказать, он знает все на свете. Потому что он писатель. Но при этом совсем не важничает, просто у него всегда готов ответ на любой вопрос. Ведь он знаком с самыми разными людьми, побывал в самых разных странах, овладел самыми разными профессиями. Мне кажется, именно поэтому он и грустит. Ведь это очень грустно – знать все на свете, разве нет? Сперва он отвечал не так уж охотно. Выслушивал мою болтовню, но, похоже, думал о чем-то другом. Я расспрашивала о его путешествиях, о его журналистской работе, но он как будто меня не слышал. И тогда я тормошила его: «Эй, мистер Кио! Месье!» Он вздрагивал: «Что вам?» – «Почему вы меня не слушаете? Наверно, думаете, что я маленькая и ничего интересного не скажу?» Да, вот такой я уродилась – совсем не боюсь взрослых. Даже школьных учителей. Запросто могу ткнуть их кулаком, ущипнуть. Но делаю это беззлобно, просто чтобы они встряхнулись. «Вы что, заснули? Вы умеете спать с открытыми глазами? Берегитесь, ветер может повалить вас, ветер может снести вас в море!» Это приводит его в чувство. Он становится внимательней. Иногда его даже смешат мои шутки. Я подражаю его произношению, его манере говорить, начинать все свои фразы с «э-э-э… н-ну…», если он не знает, как ответить. Зато ему хорошо знакомы все виды птиц – буревестники, глупыши, водорезы, морские ласточки, а также насекомые – бабочки, жуки-скарабеи и пресловутые морские тараканы, которые кишат между скалами во время отлива. Может, он учитель, только больше не работает в школе? Может, его уволили из-за какого-нибудь скандала, например, из-за того, что он педофил и приставал к девочкам у себя на родине, а в результате ему пришлось скрываться здесь? Такая мысль показалась мне забавной, я даже попробовала намекнуть ему на это, но он меня не понял. Или просто не захотел слушать. Нет, я не могу представить себе мистера Кио в роли старого развратника, который на уроках физкультуры щиплет девчонок за попки. Да и внешне он на учителя не похож. Невысокий, слегка сутулый; правда, у него красивые плечи, а когда он не носит бейсболку, то видно, что у него густые вьющиеся волосы, в которых поблескивает седина, – это очень элегантно. А может, он полицейский и прибыл на остров, чтобы расследовать какое-нибудь преступление. И притворяется, будто ловит рыбу, а сам наблюдает за людьми, кто куда ходит. Но тогда это очень странный полицейский, и вряд ли он стал бы щеголять в черном костюме и белой рубашке!